Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

1. День рождения

Изящная женская фигурка вскинула руки и закружилась в сложном рисунке танца. Желтая ткань юбки обвилась вокруг тонких ног летящей волной, переливающейся под светом юпитера. Сделав круг по площадке, танцующая девушка приблизилась и протянула ко мне руки. Я подалась к ней, но плотная густая темнота сковала мои неуклюжие руки и ноги, заставив отступить. Танцовщица снова закружилась под пронзительно грустную мелодию, легко очерчивая кончиками пальцев волшебный круг, внутри которого свет создавал иллюзию гармонии и счастья. Туда, туда, к ней, скорее, скорее же… Я протискивалась сквозь тяжелые волны тьмы, размывавшие чудесный образ, и опаздывала, отставала, удалялась от девушки в желтом. Плясунья рассмеялась знакомым и оттого причиняющим боль смехом, а затем словно растворилась во тьме… Я осталась одна-одинешенька на краю мира…

Привидится же этакое. Почему видения так любят будоражить меня не в обычный будничный день, а именно тогда, когда я рассчитываю выспаться получше, чтобы выглядеть вечером как нормальная молодая женщина? Пусть я и не вполне нормальная молодая женщина. У меня серые глаза, широкие скулы, длинная шея и тонкие пальцы рук. Я не красавица в общепринятом понимании красоты, но я – ведьма. Я умею заглядывать в прошлое. И предугадывать будущее. Знать настоящее. Не всегда и не для всех. Иногда по желанию. Иногда внезапно. Я не кручу спиритические столики и не всматриваюсь в хрустальные шары. Но как еще назвать свою странную способность чувствовать мир, не знаю. Не знаю, есть ли другие, такие же, как я. Не знаю, подозревают ли люди о моих способностях. Не знаю, является ли мой талант даром или проклятием…

Знаю, что сегодня моей лучшей подружке Осинке исполняется двадцать пять. И несмотря ни на что, я все-таки надену на ее праздник желтое платье с шикарной летящей юбкой, сколько бы снов о давно погибшей маме не подсовывало мне подсознание. Я люблю платья, я люблю желтый цвет, и желтые платья – моя явная слабость. Так что пусть хоть черт лысый пригрезится, все равно надену восхитительный желтый наряд от Милки Софриной.

Моя дружба с Осинкой – продолжение странной дружбы наших мам, когда случайно познакомившиеся женщины, настолько разные, насколько можно вообразить, из разных кругов, с разным отношением к миру продолжали общаться годами и десятилетиями. И то, что мы с Осинкой пошли тем же маршрутом - результат настойчивости тех же мам, которые напоминали нам обеим - позвонить, поздравить, поговорить - столько лет, что это вошло в привычку. В спасительную, как оказалось, привычку, потому что обеим нам пришлось повзрослеть быстро и в жестких обстоятельствах. Скачки по школам, которые устраивали нам родители, не позволили ни мне, тихоне и скромнице, ни Осинке, общительной веселушке, завести дружбу в естественной для этого среде. И когда мы обе оказались в одиночестве, привычка созваниваться стала основой странной, но бескорыстной дружбы.

День рождения моей подружки был задуман с королевским размахом. Большой модный ресторан, дорогое меню и алкоголь рекой, живые выступления попсы, Марик Кромов в качестве ведущего, не считая шоу мыльных пузырей и ночного фейерверка. Круг избранных гостей – знаменитости, политики, гламурные и светские персонажи. Плюс жесткий запрет на присутствие прессы – чтобы публика могла по-настоящему расслабиться. Такие сборища люди определенного склада стараются не пропускать – это же круто, статусно, понтово.

Вот только главной персоной на торжестве сама Осинка никак не предполагалась. Да и можно ли даже подумать о соперничестве с Ариадной Сергеевной Тернопольской? Это же наше всё. Великая актриса, звезда экрана и громких театральных премьер, счастливая жена олигарха, экстраординарная красавица – Ариадна в любом месте и любых обстоятельствах была женщиной номер один. Что могла противопоставить своей знаменитой маме неловкая Осинка с глубоко заложенным в башку комплексом неполноценности?

Однако своим появлением нам удалось произвести все же некий фурор. Я уговорила Осинку сделать вполне себе достойную прическу, макияж, а также приодеться в эксклюзивное платье, сотворенное все той же Милкой. Не то, чтобы Мила Софрина уже покорила подиумы мира, просто она сама была мне симпатична, и я подбила Осинку устроить «промо-акцию» платьев от «восходящей звезды» (то есть, по-человечески говоря – пока никому не известной звезды) русской моды. Во всем этом Осинка чувствовала себя неудобно, но, по крайней мере, перестала быть гадким утенком. В момент ее торжественного выхода к гостям Ариадна Сергеевна даже поперхнулась вином и одарила меня неодобрительным взглядом. Ох, боюсь, на этот раз я переступила черту допустимых проделок. Да и плевать, хоть наемся вкусностей до отвала.

За роскошным столом с мыслимыми и немыслимыми яствами я размышляла о жизненных метаморфозах. Поскольку я совсем не пью (в смысле алкоголя любыми способами избегаю), мне подчас бывает не по себе в сборищах вроде нынешнего, и остается только философствовать. Вот сидит удивительная женщина, властительница дум и мужских сердец. Сколько Ариадне сейчас лет? Сорокалетний юбилей был, кажется, в позапрошлом году? А двадцать пять лет назад она рожала свою задвигаемую в тень дочку в обычном роддоме, как все простые женщины, каковой, собственно, она тогда и была. И уже тогда ей было на три года больше, чем Осинке сейчас, поскольку я точно знала, что Ариадна была всего на год младше моей мамы. В сухом остатке получается, что великая Тернопольская мило распрощалась с десятком лет своей жизни. Что такое десять лет, ерунда. В это десятилетие у Ариадны легко уместилось три брака, несколько звездных ролей в кино, инфаркт одного знаменитого режиссера, пара тихих разводов, и кто знает, что еще… Вероятно, моя мама была бы одной из тех, кто знал. Но… десять лет назад она насмерть разбилась на пустой подмосковной трассе.

Я как-то видела эту автокатастрофу во сне.
Белая машина летит по лужам на изъеденном трещинами и ямами асфальте, внезапно машина скользит, цепляет обочину, заваливается набок, а потом кувыркается вниз с насыпи. Тишина, только шум ливня, а потом столб пламени обращает тысячи капелек воды падающей с неба воды в горячий пар…

Отец верит, что мои заскоки начались после смерти мамы. Что я, как пришла в неуравновешенное состояние после ее смерти, так и остаюсь в нем до сих пор. Но заскоки начались намного раньше. Я даже пыталась объяснить маме, что подчас ощущаю и вижу. Мысленные образы часто не дают никаких ответов, только плодят кучу новых вопросов. А маленькому ребенку хочется знать именно ответы. Увы, мне так и не удалось объяснить, что «чувствовать» иногда означает для меня нечто особое. Наверное, я попробовала бы так или иначе изучить свой дар в подростковом возрасте, но после смерти мамы было не до этого. А сейчас – я уже слишком побаиваюсь таких «экспериментов».

Отец приехал на праздник Осинки как на любое другое светское мероприятие – с опозданием, но с достаточным шумом, чтобы привлечь к себе внимание. Раньше его к Ариадне не приглашали, но теперь расклад изменился. Теперь мой дорогой папочка вещает со всех телеэкранов страны про разное непонятное в качестве ведущего эксперта по эзотерике, нло, темпоральной физике и проблемам поиска атлантиды (все это вместе взятое перемешать, взболтать и употреблять неокрепшим умам в качестве средства от интеллектуального запора). К тому же он с таким пафосом и драмой в голосе говорит о произошедшей в его жизни личной трагедии, что иногда мне кажется, что его и приглашают вовсе не ради рассказов о зеленых человечках. Просто людям нравится слушать о том, что можно истово любить всю жизнь одну-единственную женщину, и сохранять эту любовь даже спустя десятилетие после смерти любимой.

Я не теряю надежды, что однажды он решит-таки возвести на пьедестал своей великой любви какую-нибудь живую женщину. Во многом из-за того, что однажды мне привиделось, как отец с безумным взором стоит на коленях перед портретом матери в спальне и заклинает ее о даровании ему свободы. Но это главная проблема видений. Иногда нельзя понять наверняка - видишь то, что есть, или то, что хочешь видеть. Умеешь угадывать то, что произойдет, или то, что происходит, оказывается результатом угадываний? А даже если ж правильно угадываешь – это все равно не приносит ни спокойствия, ни радости, только подчас ненужные знания, которые только мешают воспринимать мир таким, каким он кажется.

Начались танцульки, и мне в кавалеры навязался стареющий фотогений - Дионис. Прекрасный пример случая, когда тайное знание чужой особенности напрочь лишает меня способности нормального общения. Дионис – гомосексуалист, в чем он даже сам себе не признается. Его одиночные редкие связи с мужчинами обычно глубоко засекречены, а сам он считает, что это очередное «бес попутал». Чтобы доказать себе собственную мужественность, Дионис соблазняет и ублажает женщин разными экзотическими способами. Женщины его обожают, мужчины избегают. Что нисколько не мешает Дионису быть своим в самых разных тусовках.

Вообще-то зовут его Денисом Петровичем Шкуркиным. Но с виду он самый настоящий Дионис – даже поредевшая шевелюра вокруг плеши на макушке создает иллюзию венка из виноградных листьев. А безобразные бесформенные рубахи, почему-то почитаемые Дионисом верхом моды, дополняют образ пародией на древнегреческую тунику. Во всяком случае, однажды он, еще в далеком детстве, привиделся мне именно в виде мифологического персонажа, да так им в моем восприятии и остался.

Все время, пока я позволяла Дионису тискать свою талию, он разглагольствовал о моей красоте. Вот не знай я, что ему моя красота до лампочки, пожалуй, приняла бы за чистую монету. Ну или хотя бы попыталась принять, не каждый день тот, кто моделей на обложки выводит, комплименты моей форме носа расточает. Но истинное положение дел из головы не выкинешь, и я чувствовала себя полной дурой. Тупо улыбалась и томно закатывала глаза. Кажется, перестаралась, потому что Дионис, подводя меня обратно к столику, решил развить свою мысль перед Ариадной. (Ну перед кем же еще?)

- Посмотри, Ариадночка, как же Риточка похожа на покойную Машу. У нее такой же трагический разрез глаз, такая же аристократическая посадка головы. Просто копия, лицо один в один. Ох, Маша, жаль не дожила ты на свою девочку полюбоваться. – Интонация Диониса выдавала, что он уже изрядно поднабрался.

Маша, то есть моя мама, была роковой брюнеткой с настоящими «черными очами» и шикарной косой до пояса. Я - обычная среднерусская девушка: глазки серенькие, волосики русые и жиденькие (оттого и собранные в простой и - надо признаться - куцый хвост), никакой «фемме фатале» и в помине. Так что сходство с мамой - просто обалдеть.

К моему удивлению, Ариадна попыталась остановить пьяную болтовню:
- Пока тихо, не буди лихо, незачем базарить глупости во всю глотку.
Краем глаза я заметила, как поморщился отец. Бедный мой папа, он не выносит, когда обсуждают покойную мамочку, а тут мало того, что ее помянули всуе, так еще и со мной сравнили. Настоящий кошмар, я понимаю. Жаль, но бестактная реплика Диониса выльется мне в очередной ледниковый период в отношениях с отцом.
- Не лезь к Риточке. Похожа - не похожа, какая разница. Маша ушла, и душа ее упокоилась на небесах. Ни к чему покойницу на празднике поминать. – Ариадна явно хотела заткнуть рот Дионису. Но его несло дальше:
- Эх, какие девчонки выросли! А ведь еще буквально вчера малявками здесь бегали. Ариадна Сергеевна, а ваша-то ваша девочка какова, такая взрослая и просто красавица!
Великая актриса сверкнула грозным взглядом, но ничего не случилось. Странно, я была уверена, что Дионис испепелится прямо на глазах у всех. Все же, если Ариадна тоже ведьма, то добрая.

Осинка реплик Диониса не слышала, занятая болтовней с неким чувственным красавчиком. Ей явно шампанское в голову ударило. Только этим можно было объяснить неожиданные выверты бедра и взмахи руками как у подстреленной чайки. Видимо, она преисполнилась мысли о том, что красавчик клеит ее как самую очаровательную даму дня. Чуть позже придется обоих просветить. Осинку – насчет расценок красавца, а самого альфонса – касательно истинного положения дел в ее кошельке. Осинка почувствовала мои грязные мыслишки - демонстративно показала мне язык и увела красавчика в другую комнату. Что ж, она проспорила мне очередной стольник, хотя еще два часа назад жарко уверяла меня, что уж сегодня то ни за что не будет жертвой мужского обаяния.

Вечер катился гладко. Своим чередом выступили циркачи, почти голые певички, трубачи и саксофонисты, а также артист разговорного жанра в неадекватном серебристо-золотом костюме, от блеска которого болели глаза. Но мне хотелось уйти. Прочь от толпы, от ее коллективных мыслишек, касающихся только еды и похоти.

Я уже договаривалась с таксистом, когда ко мне снова привязался Дионис. Он слегка стиснул меня в своих объятиях, потом отстранился и жарко зашептал в самое ухо:
- Риточка, приезжай ко мне. Сделаем потрясную серию. Ты и твоя мать – одно лицо, эпохи разные. Не думай, денег не возьму, выставку хочу сделать зимой, выставлю там всю подборку. Это будет сенсация!
- Да ну, дядя Денис, ты напьешься, приставать будешь.
- Когда я к тебе приставал? Нет, ты скажи? Я разве смею?
Вздохнув, я, думая, что вру, пообещала:
- Ладно, будет время – заскочу.

2. Семейный секрет

Следующая страница: 2. Семейный секрет

Изумруды подорожали, кефир полезен. Ой, только не это. Чур-чур-чур, от меня отвяжись, к дурному существу привяжись.
«Небо в алмазах»