Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

73. Занавес

В конце театрального действия актеры выходят к публике и кланяются. В реальной жизни тоже случаются бенефисы и парады персонажей. Потом падает занавес, и ты остаешься один на один со своей собственной реальностью.

До моего отъезда из столицы оставалось несколько дней, когда позвонил Влад и довольно сбивчиво пригласил меня приехать на вечеринку к Бирману.

Теплый пушистый снег валил целыми комками. Я почти целый день бродила перед модными дорогими витринами, но так и не придумала никакого разумного подарка. В конце концов, ругая себя за потакание собственной слабости, я осела в большом книжном магазине и нахапала кучу какой-то современной прозы, модной фантастики и экскурсов в альтернативные реальности. Будет чем побаловать себя на досуге.

Мы с Кириллом опоздали. Все гости уже собрались. В столовой был накрыт стол, и от старинного фарфора с блестящим хрусталем рябило в глазах. Люди что-то выпивали, ели, галдели. Я не сразу разобралась, что почти всех знаю. Мне улыбались и говорили что-то приятное, немного скованно спрашивали о самочувствии, поздравляли со спасением. От этого становилось и тепло, и грустно.

К Бирману было не протолкаться. Влад ухаживал за красивой девушкой – без сомнения, это и была его Русалка. Колька с Аишей сидели рядом, нахохлившиеся и смотрящие в разные стороны – явно снова поссорились. Лорд, вальяжно расположившись в центре длинного стола, обнимался сразу с двумя красотками. Заметив меня, он демонстративно расцеловал каждую. Я послала ему воздушный поцелуй. В кухне я обнаружила Олесю – с новой прической, в умопомрачительном прикиде и с сияющими бриллиантами в ушах. Мы обнялись, но я быстро отстранилась. Дружба была разрушена. Мне нечего было сказать бывшей подружке, и это ощущение было взаимным.

Из кухни меня деликатно вытащил Левка. Проведя меня к пятачку коридора возле распахнутой двери в столовую, он вкрадчиво прошептал:

– Я поставил двести баксов на то, что нам с тобой хватит одного квадратного метра для танца. Есть шанс заработать приличные деньги. Станцуем?

Улыбнувшись, я стянула с себя свитер, оставшись в одной майке. И согласилась:

– It makes the world go round.

Мы станцевали. Монетки, которыми нас осыпали, звенели, добавляя веселья музыке старого хита. Призрак Боба Фосса одобрительно кивал в каких-то невидимых измерениях. Публика бесновалась и хором голосила «мани-мани-мани-мани-мани». Я была обольстительна и немного смешна, Левка – красив и в меру карикатурен. Танцевать он не умел, но для этого шоу хореография была не важна. Важно было наше взаимопонимание, а с ним все оказалось в полном порядке. Вместе мы были чертовски хороши и обаятельны.

Аплодировали нам раза в два дольше, чем длился сам танец. А все выигранные деньги я отдала Левке. Мне не критично, а ему пригодятся.

Потом я сбежала от расшумевшейся компании и забралась в комнату бабушки Паши. Она, откинувшись на подушки, наваленные у стены, пыталась собраться с силами для очередного выхода к гостям. Я протянула ей небольшой и потрепанный томик:

– Пляши, Пашенька. Я нашла тебе нечто особое. То самое единственное издание мемуаров Стругского. Помнишь, ты рассказывала о войне, об эвакуации? Однажды я тебе все это снова прочитаю.

Паша прижала книжку к себе, в уголках ее глаз показались крохотные слезинки:

– Светлая моя девочка, ты запомнила. Я уж думала, ты про меня забыла. И Сережа молчал. Потом только Алиса сказала, ты болела тяжело…

– Все уже позади.

Из серых глаз, смотрящих куда-то сквозь космические дали на что-то мне невидимое, скатилось еще несколько слезинок. Достав чистую салфетку, я аккуратно вытерла мокрые бабушкины щеки и крепко поцеловала ее.

– Дай Бог тебе счастья, Риточка. И огради от зла.

Паша прошептала не то какой-то заговор, не то молитву.

– Куда ты бежишь теперь?

Никто не задавал мне столь прямого вопроса. Если бы я сама знала, куда и от чего бегу.

Я присела возле кровати и стала неторопливо рассказывать:

– Я уезжаю. Новую работу нашла. Далековато, правда, в Опупеньках, сто тридцать третий километр, зато домина в три этажа и прислуги семь человек. Буду жить-поживать на всем готовеньком. И подопечная приятная – ей под восемьдесят, но никаких трудных закидонов в голове. Парочка тараканчиков и только. Но ты, Паша, не думай, у меня будет два выходных в месяц, я к тебе обязательно буду приезжать.

– А как же кавалер?

– Потерпит пока. Мне немного времени надо – в себя прийти. Слишком много всего произошло. Трудно быть феей, когда так и тянет на проклятья.

Паша только покачала чуть головой. И спросила совсем о другом:

– Ты теперь наследница?

Вот что значит житейская мудрость. Я сама узнала об этом только вчера, из пространного заявления Финкельштейна – самого младшего. И если бы не спич пронырливого не в меру Миши-Мойши, вряд ли сообразила бы, что мне что-то полагается из имущества отца (с некоторой точки зрения, и не полагалось, но я решила рассматривать все как дошедший с опозданием подарок от мамы).

– Пашенька, с этим наследством тьма проблем. Братья хотят все продать. Если наберется, может, я на свою долю квартиру маленькую куплю. Где-нибудь в пригороде. Понимаешь, мне очень хочется свой угол.

– Деточка, тебе жить надо, мужиков любить, детей рожать. Успеешь в угол забиться. Посмотри на меня, ну что мне теперь все эти углы, коль сил нет.

– Без угла тоже худо, бабуль. По чужим горько мыкаться.

– Алиса говорит, бывший жених тебе завод подарил?

– У Алисы язык отсюда и до Нью-Йорка. Не жених, а любовь одна моя, несчастная. Не подарил, а завещал. Не завод, а долю в компании. Но мне ничего этого не надо. Я отступные взяла у его папаши. Чеком. И Лельке этот чек подарила.

Паша пристально на меня посмотрела:

– Большие деньги?

– Как посмотреть. На несколько операций хватит. Может, кому-то эти злополучные деньги счастье принесут.

– Пришла к полуночи, получила динарий, да и тот в руках не удержала. Видно, не в динариях твое счастье.

Я растерялась, но, не заметив моего замешательства, Паша продолжила:

– Иди уже, повеселись с мальчиками.

– Там народу слишком много и орут все. Можно я здесь почитаю?

– Да читай, что разрешения просить. А я пойду – тот славный молоденький хлопчик, Серго, вроде бы уже приехал…

Большая рука закрыла страницу книги, и я автоматически резко сбросила ее.

– Сим-сим, ведьмочка, вернись к нам.

Я подняла глаза и улыбнулась. Поднявшись с пола, я протянула Бирману подарочный пакет, на всякий случай предупредив:

– Аккуратно, не урони его.

Сергей развернул кучу бумаги и достал горшочек, из которого торчали крепкие веточки с глянцевыми листочками.

– У тебя здесь совсем нет цветов. Это фикус. Маленький. Такая разновидность. Он неприхотливый и живет очень долго. Можно забывать его поливать. И не пересаживать. Ну, ты, как ботаник, должен знать.

Сережа дотянулся до подоконника и поставил подарок подальше к раме.

– Спасибо, птичка. Ты у меня кое-что забыла.

На мою ладонь лег золотой браслет со зверушками.

– Здорово, а я думала, что потеряла.

– Это твой банк?

– Ну, не весь. Это так, на случай внезапной войны.

– Я тебе тоже подарок припас. Держи.

Сверток из простой оберточной бумаги был похож на яйцо. Я осторожно разорвала его сверху. И увидела два больших темно-зеленых кружочка. Подражая только что сказанной мной напыщенной речи, Сережа объяснил:

– В твоих норах совсем нет цветов. Это фикус. Большой. Символ дома и уюта. Он неприхотливый и живет долго. Это я тебе, как ботаник, говорю.

Посмотрев друг на друга, мы расхохотались.

В комнату заглянул Кирилл:

– Рита! Вот ты где. Поехали, время за полночь.

И тут же снова скрылся где-то в коридоре.

Я положила руку на сильное предплечье и постаралась вложить в несколько коротких и ничего не значащих слов все, что только можно было вложить:

– Спасибо тебе. За все.

Серые глаза в ответ рассыпались смешинками:

– Птичка, ты словно на десять лет вперед попрощалась. Смотри, не пропадай. Звони, приходи, письма пиши.

– Пока, Сережа. Береги себя.

Я не решилась обнять его. И стала жалеть об этом сразу, как только за мной закрылась тяжелая дверь старой квартиры.

Бирман наблюдал из окна кухни за тем, как Рита садится в машину Кирилла, но все же не настолько увлекся зрелищем, чтобы не услышать тихие шаги сзади. Это оказался Левка:

– Так и отпустишь ее?

– А что я, по-твоему, должен сделать?

– Ну, не знаю. Ты ей жизнь спас.

– Не ей первой. Даст бог, и еще кого-нибудь спасу. К тому же мне что, плату натурой потребовать? Или клеймо поставить «спасена Бирманом, подходить запрещается»? Я ее не для себя спасал. Для нее самой. Чтобы она могла жить, смеяться. Любить, наконец…

Серые глаза легко выдержали экзамен карих. Левка задумчиво заметил:

– А Серго собирается за ней приударить.

Бирман пожал плечами:

– Ну, сцеплюсь я из-за нее с Лордом. Пострадает только сама Ритка. Мы и так на пару едва ее не прикончили. К тому же мы оба – менты. То, чем мы живем, ей забыть надо. И поскорее. Весенин, по крайней мере, не притащит к ней в дом трупы и убийства.

– Благородно, но глупо.

– По-твоему, что ей сейчас больше всего нужно?

– Любовь?

– Мечтатель ты, Левка. Сон ей нужен. Спокойный сон в полной безопасности. В чистой кровати с мягкими подушками и теплым одеялом. Еда. Завтраки, обеды и ужины по расписанию. И книги. Много книг, чтобы можно было выбирать и, если одна книжка не понравилась, менять ее на другую.

– Она вроде не в санаторий, а на работу собралась. В какие-то Опупеньки.

– То, что надо. Я проверил – там тихая милая старушка и семья нормальная без заскоков. Ничего непосильного для Ритки. Зато спокойная обстановка, кормежка, отдельная комната и библиотека есть.

– Теперь ясно, с чего глава этой нормальной семьи так распсиховался, когда Лорд на него со своими проверками вышел.

Бирман иронично фыркнул, но потом серьезно продолжил:

– Я, Левка, помню, какой увидел Ритку в первый раз: яркой, хорошенькой, веселой и – чего уж там – сексапильной. А сейчас от нее одна тень осталась. Полсотни килограмм живого веса не наберется. И волосы белые. Она все еще боится резко выпрямиться или повернуться, потому что голова кругом идет. Ей время нужно, хотя бы просто физически окрепнуть.

– А я думаю, все наоборот. Она чуть не погибла. И ей захочется жить и любить на всю катушку. Ты же видел, как она сейчас отплясывала. Я просто обалдел.

– Я уже пожалел, что столы эти глупые наставил. Ей бы места побольше.

– Очень хорошо, что столы. Народ решит, что Серго там с раскрытым ртом сидит в ожидании десерта, а не потому, что его парализовало. Шоу с тапочками продолжается.

Бирман грустно усмехнулся:

– Он у меня тапочки-зайчики эти выпросил. Не знаю, зачем.

– Если у Ритки с Лордом сложится, они будут замечательной парой. Ему нужен кто-то, кто будет воспринимать его просто как мужчину. А ей он даст абсолютно все, что только может захотеть женщина. Деньги, власть, любовь, да еще и титул.

– А мне ты зачем Лорда рекламируешь? Ритке расскажи. Особенно насчет титула. Думаю, возможность стать принцессой ее повеселит.

– Княгиней. Предки Лорда – настоящие князья.

– А старшая княгиня Нина Андреевна переживет такой мезальянс сына?

– Как всегда – зришь в корень. Но Лорд что-нибудь придумает.

– Да хорошо бы кабы так, но мы-то зна-ем… – скороговоркой пропел Сергей. – Ты к чему этот разговор затеял?

– Да глупо, конечно, но я вроде как за Лорда и Ритку. Понимаешь, Лорд – вождь, Властелин Света. Ритка – его подруга, Великая Госпожа. Она сбанлансирует его закидоны, а он сделает ее благородной матроной. А я буду советником, великим визирем – Хранителем Мудрости. Мы втроем покорим мир.

Бирман вспомнил один допрос, речь в котором шла о госпоже. И автоматически представил себе ведьмочку в коже и с хлыстом в руке, а Лорда и Левку – склонившимися перед ней. Покорители мира, куда деваться. Смеяться над Левкой было все равно, что обидеть несмышленого малыша, но удержаться он не смог. Карие неземные глаза нахмурились, и Сергей, прекратив все-таки ржачку, примирительно объяснил:

– Не называй Ритку госпожой. Придумай что-нибудь другое.

– Почему?

Бирман снова хихикнул. Откровения Риты насчет отклонений Дорина не вошли в протоколы, так что Левка ничего не узнал о некоторых умениях ведьмочки. Бедный Хранитель мудрости, сколько неожиданных открытий ждет его в жизни.

– Левка, тебе сколько лет? Двадцать?

– Двадцать два.

– Тебе пока еще не покорить мир. Поговорим лет через десять.

Левка смутился и перевел разговор на другую тему:

– Почему ты не переходишь к нам?

– Предложение, конечно, лестное. Но как ты себе это представляешь? А промаршируйте-ка, дорогой товарищ Бирман, вот отсюда и до обеда? И это после общих пьянок? Дружба дружбой, но Серго меня сожрет. Не сразу, но в перспективе – обязательно.

– Логично мыслишь. Но все равно жаль. Так и останешься в районе?

– Посмотрим.

Бирман, чуть помедлив, сменил тему:

– Я слышал, ты поздравления принимаешь? Со второй племяшкой?

– Да.

В ответе не прозвучало радости, и Сергей решился предложить:

– Не покупай ничего детского. Я тебе все привезу. У меня тут несколько коробок разного барахла для младенцев припасено. Одежда, игрушки. Ты не думай, не старье, все новое, в упаковках, с этикетками... Алиска узнала, что беременна, накупила всякой всячины, но… потеряла ребенка. Даже если она снова решится, ничего из этого не возьмет. А тебе пригодится.

Левка медленно кивнул головой, пряча взгляд, в котором мелькнуло что-то похожее на отчаяние:

– Мне быть гордым не с руки. Это здорово меня выручит. Спасибо, друг.

Прозвучавшее «друг» было и горьким, и пронзительно искренним. Бирман мысленно чертыхнулся. Завязывать надо с такими душевными порывами.

– Не за что.

После паузы Хранитель мудрости чуть торжественнее, чем следовало бы, произнес:

– Если хоть в чем-нибудь будет нужна моя помощь, только дай знать.

– Взаимно, Левка.

Мужчины обменялись крепким рукопожатием, и вечер покатился дальше своим чередом – к рассвету…

74. Люди на кладбище

Следующая страница: 74. Люди на кладбище

А на представления приходит восемь бабушек, потому что их пускают бесплатно.
И что бы их и не пустить, с ними хоть какое-то движение в зале есть.
«Талисман»