Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)
70. Длинные дни
Я очнулась через сорок часов после спасения. В идеально стерильной клинике с вежливыми врачами и милыми сестрами. В персональной палате с расставленной по кругу хитрой аппаратурой. В паутине проводов и трубочек, вкачивающих и выкачивающих из моего тела жизненно важные жидкости.
По словам местного светила экстремальной медицины выживания – Брусникина Петра Петровича, я на удивление легко отделалась. Вывих плеча, перелом ключицы и переломы четырех ребер никак не угрожали моей жизни. Множественные синяки – тем более. Разодранные до кости запястья причислялись к мелким ранкам, и в счет серьезных травм не шли. У меня даже сложилось впечатление, что вежливость врачей прячет под собой разочарование – жертва психованного маньяка-убийцы должна была бы быть изувечена как-то солиднее.
Кроме врачей я никого не видела, а сами врачи на все мои попытки задать вопросы отделывались дежурными фразами вроде «не торопитесь, вы все узнаете в свое время» или «вам пока рано волноваться на этот счет». Постепенно я стала раздражаться, а потом и вовсе закатила нечто вроде скандала, потребовав, чтобы кто-нибудь мне все объяснил.
В качестве весьма посредственного объяснителя ко мне прибыл Лорд. В космической коляске с множеством рычажочков и пультов. Оказалось, Серго занимает палату в этой же клинике, но на другом этаже. У него был измученный, но очень довольный вид. Роль героя пришлась ему по вкусу. Его даже навестил какой-то большой генерал, что было сродни награждению орденом.
От всех заслуг аура власти Лорда обрела очертания нимба. Теперь это был не просто повелитель, а повелитель, знающий не на словах, что такое глотать собственную кровь. Он долго и обстоятельно описывал мне свои эмоции во время общения с Френдом. Но к моей досаде не мог внятно объяснить, что и как происходило потом.
Из его путаных рассказов я поняла только одно. С пылающей поляны меня вынес Бирман. Как он там оказался и не пострадал ли сам, Лорд мне не сказал. Зато теперь я точно знала, что мое видение исполнилось, пусть не так и не тогда. Но моя попытка предупредить Сережу была бесполезной, видение было обо мне и для меня.
После того, как мне разрешили встать, моими постоянными посетителями стали четыре милых молодых человека. В промежутках между процедурами они задавали мне всевозможные вопросы. Я часами скармливала им мелодраматический бред о взаимоотношениях родителей, щедро употребляя слова о волшебстве любви и магии притяжения родственных душ. А любые другие темы рассматривала как вызов моей памяти, откуда извлекала малоинтересные подробности вроде того, что во дворе больницы, откуда я отправилась на рандеву с папашей и Френдом, растет кустик с маленькими желтыми цветочками (описание куста и цветочков на трех страницах прилагается).
Постепенно я и вовсе начала завираться – сцена моей встречи с Френдом разрослась до размеров эпической поэмы с участием трех прохожих, двух любопытных и восьмерых второстепенных персонажей. Причём в момент рассказа я искренне верила во все свои сказки, и даже если молодые люди прямо указывали мне на нестыковки, я легко делала связку в нужном месте, убивая логику где-то рядом.
Я морочила голову и психиатру, который проторил ко мне ежедневную тропу, подбирая, какой же ярлычок с броским диагнозом мне подойдет. Я пыталась изобразить глупышку, не вполне понимающую, что и как произошло. Но обмануть мне удалось только его ординаторов. Ярлычок мне все равно приклеили – многословный, но относительно нейтральный, без незамедлительного перевода в заведение психиатрического профиля.
От реального помешательства меня спас Левка. Он явился с большим букетом желтых хризантем как-то под вечер. После моего истеричного требования цветы он унес в ординаторскую. Но потом, держа меня за кончики пальцев, торчащих из-под бинтов, он коротко и понятно изложил мне все события, произошедшие с момента моего исчезновения из больницы. А затем выложил и другую информацию.
Анютку уже выписали из обычной больницы. С рекомендацией заниматься в группе психологической поддержки. Думаю, Анютка теперь сама кого хочешь поддержит. Акела не отпускает ее от себя ни на шаг, провоцируя скандалы даже в общественных туалетах. Этому вот психологическая поддержка, наверное, не помешает.
Обгоревшее тело с пожара опознали по зубам. Оказалось, что есть какие-то снимки челюстей Френда. Левка долго морочил мне голову заумными фразами из патологоанатомических экспертиз, но потом все же попросту объяснил: «Ты его мощно тюкнула железкой. Он крови много потерял. Плюс натаскался тебя туда-сюда. И эмоционально перенапрягся. А сам уже не мальчик. Ну и все, сердце встало».
Агриппину повязали тем же вечером, как только она сошла с автобуса в Хмыриках. Сопротивлялась она яростно и отчаянно, но абсолютно бесполезно. И ее сразу поместили в психушку, в уютную палату с мягкими стенками, ввиду ее очевидной невменяемости. Какой-то там острый психоз. С точки зрения Левки, дама болела на всю голову давно, но встреча с роковыми братцами придала этой болезни характер резко прогрессирующий и фатальный.
Убийство отца списали на Френда, хотя по паре пропущенных вскользь фраз я поняла, что лично у Левки остались сомнения на этот счет. Я не стала ему ничего объяснять. Меньше знает, лучше спит.
Совместное явление Хана и Брусникина в моей палате оказалось веселым зрелищем. Навестили они меня вдвоем, видимо, исключительно из вежливости, потому что весь час пребывания у меня они не переставали спорить о каких-то медицинских случаях, не имеющих ко мне никакого отношения. Брусникин говорил об антивирусных препаратах, Хан – об иммуностимуляторах. Петр Петрович высказывался за физиотерапию, Семафоров толковал о щадящей хирургии. При этом споры были очень спокойными, без каких-либо лишних эмоций и переходов на личности. Куча аргументов с обеих сторон, примеры из практики, ссылки на какие-то статьи. Просто выездной медицинский семинар.
Оба медика занимались в жизни примерно одним и тем же: вытаскивали незадачливых искателей приключений на пятую точку со свиданий с душами предков. И у них явно нашлось, о чем поговорить. А я была лишь привычным фоном, на который эскулапы не обращали внимания.
Перед уходом Хан все же вспомнил, куда и зачем приехал, и скупо поблагодарил меня за «чудо». Оказывается, Клава-Барби, напуганная «гадиной внутри», рванулась исследовать свой организм и неделю назад благополучно избавилась от какой-то доброкачественной опухоли. Вроде бы это необыкновенное происшествие совершенно поменяло ее характер. Ох, сомневаюсь я.
Еще через день довольно поздно вечером я увидела на пороге палаты Бирмана. Он шепотом заявил, что проник в клинику нелегально, но в остальном казался невыносимо обычным. И в качестве подарка он принес подписанную им, Владом и Колькой смешную открытку с изображением дырявого ботинка, просящего каши. Ботинок должен был что-то означать, но что – я не могла сообразить. Мое чувство юмора начисто атрофировалось. Нужно было бы хоть как-то отреагировать, но я только вертела плотный листочек с картинкой в забинтованных руках.
Мои скомканные слова благодарности Сергей даже не дослушал. Зато догадался объяснить мне, что я не просто в клинике, а в закрытом госпитале МВД. Секретный режим объекта не допускал никаких визитов, поэтому рассчитывать на свидание с кем-либо раньше, чем меня выпишут, не приходилось.
Битый час Сережа забивал мои мысли ежедневными мелкими подробностями чужой жизни, старательно обходя тему всего, что случилось. Влад познакомился с длинноногой Русалкой из бассейна. Лелька сделала новую прическу. Коле дядька из деревни привез почти тонну картошки. И теперь большинство семей ОВД «Хрипаново» обеспечено этим полезным овощем на ползимы, по меньшей мере. Очень, очень интересно.
После приличного количества лет совместной жизни Степан преодолел барьер нерешительности и сделал Алисе предложение. На отчаянный шаг боевого полковника вдохновило происшествие с Лордом и бабушкой. Сложного обоснования связи между звонком Алисы Степану и бриллиантовым кольцом я не поняла. Как не поняла и сути родственных отношений между Сергеем и Алисой. Сам Бирман называл ее то сестрой, то теткой, чем окончательно меня запутал.
Осинку выписали из больницы. Ариадна провозгласила «Последнюю прощальную гастроль», на которую она собиралась отправиться вместе с «Тернопольской-next». Поправлялся и Дионис. Его память оставалась полной белых пятен, но это неожиданно сыграло роль мощной пиар-пружины: сразу три крупных галереи наперебой пригласили просветленного гуру фотографии устроить персональные выставки.
Слушая Сергея, я чуть кивала головой, угукала, поддакивала, но разговор не поддерживала. Что я могла ответить? Что сказать, когда тема монстра снята с повестки дня? Похвастаться новым катетером? Сообщить о новой повязке?
Отчаявшись втянуть меня в подобие разговора, Бирман выложил и другие новости: Кирилл уволился из своей редакции и обивает пороги разных издательств, рекламируя свою будущую книгу: космическую оперу из жизни давних и далеких галактик. Елена Афанасьевна собралась в паломничество по православным монастырям, а Виктор Николаевич представлен к какой-то престижной премии.
Я выразилась в том духе, что все это здорово. Серые глаза внимательно изучили мое лицо, но я не могла угадать их настроения. Я ничего больше не могла.
Напоследок Бирман приберег известие об аварии в Нижнем Новгороде. Константин Воробьев (бывший Рогальский) на новеньком «вольво» протаранил ворота собственного особняка. Жизнь Косте спасла подушка безопасности, однако ноги оказались зажатыми в металлической ловушке, и теперь Косте придется значительное время посвятить медицинским процедурам. Моё проклятие сбылось, но Сергей ничего о нем не знал, и я снова отделалась несколькими кивками.
Мне не хотелось вспоминать о мудром Каа. Ни о чем не хотелось вспоминать. И уж о детстве – особенно. Кажется, мне удалось внушить это пристальным серым гляделкам. Бирман быстро попрощался и тихо ушел.
Тоскливые дни тянулись и тянулись. Лорд предложил мне присоединиться к его исследованиям разных необычных способностей. Закидывая меня научными терминами и педалируя разные зомбирующие лозунги вроде «тебе это необходимо», «ты будешь рада» и «ты этого хочешь», Серго дня три излагал мне свое видение программы. В результате стало очевидным, что формула, изложенная мной Левке – «Электроды на башку и в лабиринт» – полностью описывает все предполагаемые исследования.
Серго верил, что я должна почувствовать себя польщенной от такого внимания и доверия, но мне не хотелось становиться лабораторной крысой. Я не находила предложение столь уж лестным и, тем более, обязательным к принятию. Сообразив, что я склоняюсь к отказу, Лорд усилил давление, и в результате его ежедневные визиты стали мне в тягость.
Мы обходили молчанием все, что произошло в усадьбе. Ну, не считая одной моей неловкой попытки зайти в эту тему. Я промусолила несколько слов благодарности – все же говорильня Серго спасла жизнь нам обоим – но он только кивнул головой и сразу перевел разговор на что-то другое. Я понимала, что он тоже благодарен мне, что он восхищаеся тем, насколько крутая ведьма из меня получилась. Но из всех моих посетителей только он так и не сделал ни одной попытки подержаться за кончики моих пальцев.
Тараканы в голове Серго были исключительно его проблемой. Я ни о чем не жалела.
В один из визитов Левка вручил мне телефон, но вспыхнувшее желание позвонить всем друзьям быстро рассеялось. Я не хотела отвечать на вопросы. Не хотела говорить, что у меня все хорошо. И не хотела выслушивать чужое нытье.
Зато я привыкла болтать с Кириллом. На моё счастье Бирман и Лорд не издавали журнал «Занимательные факты из биографии Риты Рогальской», а сам Кирилл был полностью поглощен иными вселенными, галактиками и межзвездными кораблями, поэтому никаких неприятных подробностей дела Кирилл не знал. Он воспринимал все случившееся как некую болезнь, которой мы оба переболели, и он строил планы «после выздоровления», в которых было много литературы, книг, рукописей, а также наших совместных поездок на симпозиумы авторов фантастики. Все эти планы казались мне красивой сказкой.
Пережитый страх излечил меня от вспышек ревности. Кирилл упоминал о консультациях с Беллой, но я не испытывала никаких эмоций по этому поводу. Консультации – так консультации. Мне все равно.
Но и слово «любовь» теперь значило для меня нечто совсем иное, чем раньше. Я прикоснулась к такой любви, которую не дай бог испытать никому. И хлебнув этой отравы, боялась думать, что могу оказаться в таком же капкане чувств.
Я говорила и думала, что люблю Кирилла – люблю искренне и глубоко, сильно. Но я лишь увлеклась интересным мужчиной. До любви этому ростку было ещё ой, как далеко. Буду плыть по этому течению, а там… куда река времени вынесет.
Пока река времени вынесла меня на порог новой дружбы. Я часто видела Левку. Он проводил много времени с Серго, но всегда забегал ко мне, иногда не больше, чем на четверть часа. После нескольких обсуждений заморочек Френда мы переключились на какие-то другие истории. Левка рассказывал мне ситуации из жизни пациентов, я выкладывала ему байки из уличного прошлого, и все это было весело и невинно. Левка несколько чопорно сообщил, что у него есть подружка, и это сняло между нами все проблемы из серии «может ли мальчик дружить с девочкой».
Левка был уверен, что в некотором будущем я смогу составить ему конкуренцию на профессиональном психологическом поприще. И даже предложил помошь в устройстве на работу. Я не стала отказываться, но где-то внутри была убеждена, что ничего из этого не выйдет.
Завоевать мои симпатии Левке и без всяких ухищрений ничего не стоило. Но он еще и спасал меня от скуки, привозя мне разные неожиданные книжки. За новую книжку я была готова не знаю на что. Жаль, что из-за этого Левке пришлось поцапаться с Брусникиным. Книгоманка Рита прочитала сразу два труда по маркетингу за одну ночь, после чего провалилась в глубокий сон днем, изрядно всполошив весь медперсонал.
Мне тревожили мысли о видении, обещавшем Левке падение в бездну отчаяния. Но теперь я знала, что это какой-то просчет моего подсознания. Множество сигналов сложилось в образ опасности, подстерегающей именно его. Я увидела это в виде картинки, но не обязательно, что реальность её повторит. Дело не в том, какой нож окажется у него под рукой. Дело в том, что я знаю роковой сценарий. А значит, я могу его изменить.
Медленно и вместе с тем незаметно прошел месяц со дня моего спасения. Кости срослись, швы затянулись. С точки зрения медиков, я уверенно шла на поправку. Я знала, что страшный, но в то же время важный и значимый кусочек моей жизни прожит, время строить новую жизнь. Но я не чувствовала себя в этом новом потоке.
Найти новую работу не проблема. С норой будет тяжелее, но город большой, не может быть, чтобы в нем не нашлось маленького убежища для меня.
Немилосердное зеркало, обнаруженное мной в туалете для медсестер, изобразило седое существо с искусанными губами и запавшими глазами. Губы заживут, синяки под глазами пройдут, но вот производителей краски для волос кормить мне теперь до скончания дней.
Можно забыть о старой дружбе с Олесей, а значит, прощайте тусовки. Я все равно их не любила, но было немного грустно, что какие-то двери для меня закрылись и, скорее всего, навсегда.
Брусникин утряс вопрос с продлением моей сессии, отправив в институт пространную справку. Еще два года мучений на экзаменах, и я обрету заветную корочку. Документ о высшем образовании. Нужен ли он мне? Сможет ли открыть передо мной какие-то новые двери? Кто знает.
Я строила планы, размышляла о перспективах, расставляла приоритеты… Но в действительности не понимала, как буду жить дальше…
71. Сияние за горизонтом
Следующая страница: 71. Сияние за горизонтом
Откуда эти парламентёры взялись? С баррикад? А баррикады где? В Замуруевске? Там люди ещё живут? В симбиозе с медведями? А в фонде дикой природы и не знают. «Талисман»
|