Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

71. Сияние за горизонтом

За несколько дней до назначенной выписки сразу после ужина в дверь моей палаты тихо проскользнул Бирман с охапкой одежды в руках. Он прижал палец к губам, предупреждая все мои вопросы, и мне осталось только держать рот на замке. Бесцеремонно усадив меня на кровати, Сергей натянул мне на ноги толстенные шерстяные носки, а поверх них ужасные кирзовые сапоги. На голову мне он водрузил драную кроличью шапку вида «послевоенная гордость дедушки». Поняв, что он задумал, я молча подчинялась, когда он засовывал меня в бесформенное ментовское пальто и когда, взяв за руку, тащил вниз по узенькой пожарной лестнице в торце здания.

В больничном скверике оказалось несколько нелепых деревянных сооружений, и Бирман решительно повел меня к одному из них. Я уже начала задыхаться от быстрой ходьбы, когда он втолкнул меня в разваливающуюся шестиугольную беседку, заколоченную с трех сторон фанерными листами. Сооружение казалось хлипким, но немного защищало от легкого ветерка.

– Ритка, смотри какая зима! Я тебя вытащил немного воздухом подышать. А то ты совсем заплесневеешь. Снег идет! Правда, классный?!

Между черных стволов деревьев порхали крупные белые снежинки. Они таяли на теплом черном асфальте, но ложились тонкой основой будущих сугробов на крыши беседок и мерзлую землю. Неужели правда, зима? Неужели эта бесконечная осень кончилась?

– Видишь, там, между деревьями, словно сияние за горизонтом? Это Москва. Если сможешь, выбирайся как-нибудь вечером посмотреть. Это очень красиво.

Внезапная догадка мелькнула у меня в голове, и я спросила:

– Ты раньше тут был? Ты лежал в этой больнице?

– Не я. Влад. Его однажды подстрелили, а я ему водку и котлеты таскал.

Наверное, у меня был слишком потрясенный вид, потому что Бирман засмеялся:

– Ерунда, ничего серьезного.

Прозрачный чистый воздух рождал какое-то особое спокойствие, отстраненность, а вместе с ними и острое чувство близости другого человека. Сергей балансировал на средней балке пола, вокруг которой чернели дыры от прогнивших досок, а у меня вдруг сжалось сердце.

– Знаешь, я словно вышла из кинотеатра после страшного фильма. И теперь не знаю, что делать дальше, потому что все, что было до этого, забыла.

Бирман перемахнул через провал пола и спрыгнул на землю. Обойдя один из поддерживающих хлипкую крышу столбиков, он легко обнял меня за талию, подтолкнул чуть дальше, и я поднялась на небольшую ступеньку, когда-то служившую входом. Наши глаза оказались почти на одном уровне, и он с улыбкой ответил:

– Только не говори, что ты забыла самое главное.

– Что главное?

– Ты должна мне желание. Любое желание.

Мы стояли на самом краю мира. Сзади – прогнившие стены, впереди – лес неизвестности. Самое время для желаний.

– Я помню. У тебя есть желание?

Сергей притянул меня к себе и тихо ответил:

– Поцелуй меня, птичка.

Не-е-ет. Не сейчас… Я всматривалась в серые глаза, пытаясь найти подсказку, что это шутка, что мне послышалось, что ничего такого в виду не имелось. Но Сережа был серьезен и терпеливо ждал, что я отвечу.

Кривая ухмылка монстра возникла в моем сознании и заставила меня чуть вздрогнуть. Автоматически я попыталась отступить назад, но осторожные крепкие руки удержали меня.

– Не бойся, птичка, не убегай. Все плохое позади. Поцелуй меня.

Я не могла врать все понимающим серым глазам и тихо созналась:

– Я… я отдалась Френду.

– Я знаю. Тебе пришлось. Ты очень сильная. И очень красивая. Поцелуй меня.

Я уставилась на свои изуродованные запястья в рубцах от веревок, вспомнила, как мои руки заливала чужая кровь и отчаянно прошептала:

– Я убила отца.

– Я знаю. Выбора не было. Не думай об этом. Поцелуй меня.

– От меня одни несчастья. Все… все умирают.

– Все всегда умирают. Но ты жива, и я жив. Пока мы живы – поцелуй меня.

Ясный серый взгляд ждал. И я решилась. Несмело коснувшись краешком губ теплой щеки, я замерла, вдруг почувствовав себя в безопасности. Не было страха, не было сомнений. Только спокойное знание, что все хорошо, пока кто-то особенный для тебя живет где-то в этом безумном мире…

Не знаю, сколько мы простояли так. Но когда я смогла отстраниться, острое чувство потери чего-то важного оказалось последней каплей в море моих невыплаканных слез. И я расплакалась, уткнувшись в крепкое плечо Бирмана. Я плакала, плакала, плакала и никак не могла остановиться. А он только гладил меня по голове и утешал:

– Вот и умница, поплачешь, и все пройдет. Плачь, птичка, теперь плачь. Все уже позади. Ты победила, выиграла, выжила. А боль в душе время излечит. Дышать будет все легче, все спокойнее. Ты молодец, Ритка. Ты сильная, ты умная, ты со всем справишься.

От ласковых слов становилось горше, больнее, и по мокрым щекам стекали новые слезы, смывая пережитый ужас и возвращая меня в нормальный мир.

– Все у тебя будет хорошо, слышишь? Все образуется, наладится. Ты смелая, ты веселая, у тебя все получится. Все плохое позади, птичка, все страшное осталось в прошлом…

Я хлюпала носом и давилась слезами, тщетно пытаясь справиться с собой, а спокойный голос рассказывал мне о хорошем.

– Ты особенная, Ритка, ты добрая, ты нежная. Вот увидишь, скоро все изменится, и ты забудешь ужас, забудешь боль и слезы. Ты будешь счастливой, веришь? Очень счастливой. Тот, кто спускался так глубоко во тьму, знает, чего стоит свет…

Наконец, слезное извержение постепенно сошло на нет. Размазав остатки соплей по и без того мокрому плечу куртки Бирмана, я немного отстранилась, боясь встретиться с Сергеем взглядом. Легко приподняв меня за талию, он переставил меня на землю, словно шахматную фигурку. Теперь он снова был на голову выше, а в его голосе появилось ехидство:

– Психотерапевты бестолковые, наверняка не меньше тонны бумаги глупостями измарали, а поплакать девочке не дали.

Я вдруг улыбнулась, представив целую комнату, заваленную исписанными листами и затопленную небольшим слезным наводнением. Я улыбнулась? Точно? Я же вроде разучилась? Или все-таки не совсем?

– Тебе надо чаще улыбаться, Ритка. Мир становится лучше.

Я невольно улыбнулась еще шире, разглядев веселые смешинки в серых глазах:

– Тебе тоже. С улыбкой ты на десять лет моложе.

Сергей откровенно заржал:

– С возвращением, ведьмочка. У меня как раз юбилей через месяц будет. Круглая дата. Тридцатник.

– Дряхлый старик. Ты, наверное, динозавров помнишь и мир без интернета?

– А как же, довольно уныло было. Всякие ти-рексы туда-сюда бегают, всех подряд жрут, а в кино ходить за полкилометра приходится.

– И много ты рексов завалил?

– Мульйон. И еще одного дракона с гребнем вдоль спины. Он приметный был, весь район терроризировал. Я его приемом дзюдо свалил, за что был воспет в старинной саге «Великий воин Серега Бирман побеждает Змея Горыныча».

Я только хмыкнула:

– Прямо богатырь земли русской. Ты знаешь дзюдо?

– И не только. Мне редко достаются маленькие побитые ведьмы в качестве подозреваемых. В основном, приходится иметь дело с разными малоприятными личностями. Иногда и руками-ногами отбиваться.

– Лорд сказал, ему новое звание присвоили. А тебе?

– Пока только обещали. Но мне новую работу предложили. Такую, о которой я и подумать не мог.

Прежде чем я успела подумать, сидящая внутри моей головы наивная девочка Рита с непосредственностью ребенка выпалила:

– Хочешь, я буду рядом?

Но Сергей, снова улыбнувшись, только покачал головой:

– Лети, птичка, на свободу. Тебе долго крылышки подрезали, а сейчас и вовсе подпалили. Но перышки отрастут, вставай на крыло и лети, посмотри мир. А потом свей свое собственное гнездышко и поживи спокойной тихой жизнью. Без улиц и ночных походов через парки, без трупов и сломанных костей, без капризных старух и полоумных мужчин вокруг.

Бирман отпускал меня. Отогретая его теплом замерзшая птичка могла расправить крылышки и улететь в высокое небо. Хотела ли я этого? Была ли этому рада? Не уверена…

Никто из нас не заметил приближения тайфуна в виде Лорда, обнаружившего мое отсутствие в палате и быстро сообразившего, где искать беглянку. Это было колоритное зрелище: молоденькая худенькая сестричка, бегом толкающая огромное кресло на колесах, и неторопливо шагающий рядом амбал-охранник. Сам Лорд рисковал вывалиться из своего транспортного средства прямо на ходу.

– Ты дурак! – сходу заявил Серго Бирману. – Хочешь ее в могилу свести? Посмотри, у нее коленки голые. И синие уже. Что, слабо было еще и штаны додуматься спереть?

Повернувшись ко мне, Лорд припечатал:

– А ты – идиотка! Пальцем поманили, она и побежала по лесам козой скакать.

Всмотревшись в мое заплаканное лицо, он снова сердито набросился на Бирмана:

– Что ты ей сказал?

– Да ничего особенного. Что птичка все еще должна мне желание. Эту попытку не засчитываем.

Я потрясенно уставилась на него:

– Нет, Бирман, это не честно.

– Охрана! Выведите отсюда этого придурка! И больше не впускайте! Никогда!

Бирман развел руками, коротко кивнул мне на прощание и послушно ушел за гориллоподобным охранником. Я осталась слушать нотацию Лорда:

– Маргарита, я знал о том, что ты склонна к безответственным поступкам, что ты импульсивна и эмоциональна, но ты, кажется, вообще готова наплевать на здравый смысл. Тебе необходимо выздороветь и физически, и морально, но ты делаешь все, чтобы усложнить эти процессы…

Индусы называют это кармой. Не успел из моей жизни выписаться один читатель нотаций, как тут же на вакантное местечко норовит пристроиться другой.

Следующим утром все еще раздраженный Лорд хмуро встретил улыбающегося Левку:

– Тебе уже рассказали?

– А как же. Охранники, сестричка на посту, сестричка у процедурной, Брусникин лично, еще и заморыш, который зам Брусникина. Только сама Ритка промолчала.

– Она плакала, Левка. У нее были такие опухшие красные глаза. И такие… печальные что ли.

– Ох, Серго, это хорошо для нее, понимаешь? Я готов часть души продать, чтобы узнать, что именно Бирман сделал, чтобы заставить Ритку выплакаться. Она же как замороженная все это время была. А теперь улыбается, смеется. Ни у меня, ни у наших светил этого не получилось, хотя, уж поверь мне, я лично очень старался. А Бирману хватило нескольких минут. Причем, я уверен, он специально потащил ее в эту беседку, знал, что там камеры не достают. Теперь мне только гадать остается, что именно ее из эмоционального анабиоза вытряхнуло.

– Ты думаешь, он хочет перейти мне дорогу?

Левка только хихикнул:

– Да-да, только об этом он и думает. Не глупи. Я разговаривал с Чарли. Он же был на этой чертовой поляне. Надо быть совершенно без башни, чтобы так к Ритке броситься, как Серега бросился. А если бы не бросился, Ритка сгорела бы. Без вариантов. Ты можешь беситься, можешь бороться, но он всегда будет много значить для нее. И, кстати, ты тоже его должник. Промедли он немного, и ковылять бы тебе без ноги, а то и вовсе не ковылять никак.

– Я все равно ему Маргариту не отдам.

В голосе задумчивого Левки прорезались родительские интонации:

– Ты реши сначала, зачем она тебе самому нужна. Ты же ее коснуться боишься. То хочешь броситься перед ней на колени и стоять так остаток жизни. То готов придушить, чтобы никогда больше не видеть. Хотя, полагаю, самое лучшее для тебя – забыть о ней.

Лорд только махнул рукой:

– Забыть? Я хочу ее, Левка. Но, понимаешь, даже уже не тело ее. Тело я по-любому получу. Я хочу, чтобы она вся была моей. До самой последней тайной мыслишки – только моей. И чтобы никто не значил для нее столько, сколько я. Я любви ее хочу. Настоящей любви.

Неземные карие глаза встревожились, но в голосе послышалось нечто елейно-противное:

– О, боги, пошлите всем нам мир! И любовь!

Серго холодно спросил:

– Не понял? Ты что, не на моей стороне?

Левка подвинул стул и удобно уселся на него. Сложив руки в замок на коленях, он терпеливо и все же чуть раздраженно объяснил:

– Я на стороне света, Лорд. Если ты начнешь воевать с Ритой, мне придется потерять двух самых близких людей. Я не настолько силен духом и сломаюсь. А без меня здесь будет намного… скучнее. Так что в теории я за то, чтобы вы с ведьмой обрели в объятиях друг друга счастье. Но, Серго, я был бы идиотом, если бы верил, что на практике для этого достаточно декларировать что-то про любовь. Ты сильно обожжешься, если попытаешься применить к Ритке свои любимые приемчики. Никто не знает, на что она способна. Это тебя манит, но это же и погубит.

Черные бархатные глаза вспыхнули весельем:

– О, великий мудрец! Какую замечательную банальность ты только что изрек!

– Мир банален, Серго. Как бы мы ни старались, мы лишь разыгрываем программы, записанные всего четырьмя буквами. А может, тремя поколениями разных там очарованных и странных частиц.

Лорд досадливо поморщился и перевел разговор на обсуждение сложных махинаций одного депутата с криминальным прошлым.

72. Угрозы и советы

Следующая страница: 72. Угрозы и советы

Сиделка пришла в церковь. В длинной тёмной юбке до щиколоток, ситцевой рубашечке с длинными рукавами и в простом белом платочке, завязанном по-деревенски под подбородком.
«Привидение на просеке»