Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

64. Переступить черту

Глазок в фанере возвестил мне о занимающемся рассвете. Но я не сразу поняла, что означает порозовевшая овальная дырочка. Я пыталась прислушиваться к голосам. Где-то неподалеку разговаривали мужчины. И одним из них стопроцентно был мой папаша.

Отец говорил много и достаточно громко. Что-то о Маше, о Джордже, о своем детстве. Многословные монологи лились нескончаемой чередой слов. Собеседник отца время от времени вставлял в разговор короткие фразы и вопросы, но слишком тихо. Я не могла узнать его по голосу. Был ли это Френд?

Расклад был принципиально иным, чем представлялось Бирману и Лорду. Отец не был пленником, это ясно. Иначе он не излагал бы свои бесценные мысли так, словно выступает перед большой аудиторией. Значит, он знал о моем похищении и был соучастником Френда?

Монстров оказалось двое, и это все здорово усложняло. Я уже смирилась с мыслью, что мне придется любой ценой тянуть время с дорогим дядюшкой. Но как и с помощью чего сражаться с отцом? Разговаривать со мной он не будет. Никаких вариантов «похода к свету» можно даже и не рассматривать. Тогда что?

Я успела расслышать тихие шаги в коридоре и быстро распростерлась на полу в нелепой беспомощной позе. В комнату втиснулся благостный дядюшка. В его голосе соединялись радость и детский восторг:

– Машенька, ты знаешь, что мне сказал Джек? Что я достоин награды, и ты проведешь меня в свет. Ты понимаешь? После всех этих лет, после стольких неудач, после всех разочарований мы сможем обрести истинный свет. Я уже все приготовил, еще немного, и мы войдем в свет.

Мило. На какое-то время я забыла, как дышать. То есть рулит всем этим вовсе не Френд, а мой папашка? Он знает, что я не Маша, и пообещал меня братцу в качестве награды. За что? За какие такие заслуги? А женой он тоже награждал дорогого Джорджа? Или это только моя привилегия – топать к свету?

К моему удивлению, Френд присел и распутал веревки на моих руках. Я села, осторожно прикидывая, смогу ли я как-то нейтрализовать Френда чисто физически. Но он был настороже. И следил за моими движениями очень внимательно.

Нейтрализовать… Ты, Рита, лапы свои сначала реанимируй. Пальцы на правой руке вообще синие. И обе руки ты не чувствуешь. А, нет, чувствуешь. Резкую боль в жутких ссадинах на запястьях.

– Я принес тебе твое платье, Машенька. Все должно быть, как следует. Правильно. Ты ведь помнишь это платье, да?

Конечно, помню. Я все помню. Я всю историю человеческой цивилизации помню. Все-все платья мира.

Чистая желтая материя колыхнулась прямо перед моим носом.

– Давай, помогу тебе переодеться. Как раньше. Чтобы тебе не мучиться с молнией.

Отказаться не было никакой возможности. Френд был настроен слишком решительно. И у меня выламывало руки болью, которую я почти не могла вынести. Пришлось пережить и раздевание, и одевание. Помогло мысленное упражнение по тренировке памяти. Я вспомнила всю ненормативную лексику из запаса Кузьки Кронштейна.

Заботливый Френд показал мне, что получилось, в овальном зеркальце. Трындец здравому смыслу, но платье мне шло. Я бы даже сказала, оно мне нравилось. Только мама, оказывается, была размера на три потолще.

Чуть раздраженный голос отца продолжал что-то бубнить. Значит, кроме меня, Френда, Анютки и отца в доме есть кто-то еще. Еще один монстр?

Нет, ладно, один, допустим, двое. Но я что, попала на всемирный конгресс маньяков? Или на слет убийц по обмену опытом? На конференцию «Современное убийство – здоровое и экологичное»? За что мне такие «милости» от провидения?

Беда была еще и в том, что в пьесе, где мне досталась главная роль, я не знала слов. На каком языке мама с этим психом общалась? На высоком литературном? На грязном арго? Как она его называла? Джордж? Френд? Гошенька??

– Скажи, а с кем это Евгений разговаривает?

– Ну как с кем, Машенька? Это же твой последний бугай. Крепкий, черт. И с норовом мужик, сразу видно. Джек очень доволен, говорит, раньше ты предпочитала неудачников и хлюпиков, и все было неинтересно. А этот ему очень понравился. Вон сколько времени с ним толкует. Но ты не волнуйся, мы все равно с ним быстро разберемся.

Мой последний бугай? Мужик с норовом? Кирилл… Мои дорогие родственнички все же добрались до журналиста…

Я вам покажу бугая. Я вас в капусту покрошу.

– Мы наведем порядок в твоей жизни. Эти два мента очень тебе надоели, да? Докучливые такие, никак не понимают, что ты ими не интересуешься.

Еще и два мента? Надо полагать, это Бирман и… Лорд? То есть, подразумевается, что я с обоими успела. Оля-ля. Нет, я, конечно, симпатичная и глазом моргну – многих мужиков заинтересовать сумею. Только ничего, что сейчас у меня шов в зеленке через полголовы просвечивает?

Два мента… не подведите меня, мальчики. Думайте, работайте, ищите. Пусть вам повезет. Эй, бабки-дедки покойные, не спать там, в райских кущах или на адских сковородках, вылезли из своих иных миров и все помогаем. Вашу кашу разгребаю, так что можете и пособить внучке. Может, по крови и не родной, зато по духу – точно вашей.

Френда зациклило на ласковом повторении:

– Машенька… Ты такая светлая… Машенька… Волшебница моя…

И меня посетило вдохновение. Рецепт власти стар, как мир: разделяй и властвуй.

Глубоко вздохнув и убедившись, что руки по-прежнему плохо слушаются, я пустила пробный шар:

– Мне кажется, ты так много сделал для Джека, что он мог бы разрешить тебе больше свободы. Почему он должен решать, чего ты достоин? Ты всегда был достоин самого лучшего.

Стоп, Ритка, не торопись, не так резко. Не пугай его. Осторожней.

– Ты всегда был умным, добрым, милым. Ты всегда заботился обо мне. Ты всегда был достоин света. Но ты слишком редко получал награду.

Серые глаза Френда вспыхнули вдруг какой-то старой, затаенной, глубоко спрятанной обидой.

– Ты сама говорила мне, что он должен разрешать, но что я никогда не должен говорить с ним об этом сам. Все осталось по-прежнему. Но теперь он разрешил мне. Он наконец-то все понял, понимаешь?

Аллес капут. Какая несчастливая звезда прибила меня, сиротинушку, к этому дурдому?

– Он понял, что ты дорос до того уровня света, когда уже не нужны разрешения. Он ничего не может с этим сделать. И он боится, что весь свет достанется тебе одному. Ты пережил так много несчастий, ты долго был одинок. Твои страдания привели тебя к свету. Ты боролся, ты был мужественным и верным. А что делал он? Ничего. За что награждать его?

Есть контакт, Ритка, попала. Теперь говори. Говори, уговаривай, заговаривай. Эй, кто там, на небесах есть вменяемый? Можно мне глоток воды? Нет? Тогда хоть немного времени дайте.

Вокруг стало странно темно и тихо. Я полностью сконцентрировалась на внушении безумному дядюшке того, что было выгодно мне.

– Он никогда не понимал меня, как ты…

– Он недооценивает, насколько много ты для него делаешь…

– Он не награждает тебя…

– Он отнял меня у тебя…

– Он стоял у тебя на пути…

– Ты должен освободиться от его власти…

– Ты должен избавиться от его контроля…

– Ты должен помочь мне…

– Ты можешь помочь мне…

– Я сделаю все сама…

– Я уничтожу его власть над тобой…

– Ты совсем немного поможешь мне…

– Мы пойдем вместе к свету…

Свет пробивался сквозь щели в фанере, в комнате было почти светло. Бубниловка отца смолкла, где-то что-то происходило. Громкий крик отца, зовущий Джорджа, заставил меня вздрогнуть. Горло и губы саднило от сухости, в уголке рта я чувствовала крохотную трещинку. Попытка сглотнуть насухо оказалась резко болезненной. Но просьба дать мне попить осталась безответной. Френд снова обмотал мои руки веревкой, хорошо хоть на этот раз без затягивания узлов, и я вышла вслед за ним на лестничную площадку.

Внизу, на каменных плитах лежал… Лорд. Связанный и с разбитой головой.

Черт, мистер Власть, ты-то как вляпался? Вспомни, как ты ругал Левку, а сам? Самому мозгов не хватило на помощь позвать? Бирман знает? Пал Лексеич? Кто-то из твоих ребят? Левка?

Значит, все это время, пока я зомбировала невменяемого дядюшку, ты заставлял говорить моего отца? Отличная магия для двоих. Синхронный танец. Вслепую. Спасибо, партнер. И держись.

Я ведьма. Ведьма, с раннего детства, годами впитывавшая семейную страсть к смерти и крови. Пришла пора попробовать свои силы.

Френд нанес зверский удар по ноге беспомощной жертвы железным прутом. Но я осталась абсолютно спокойной. Да, рана страшная. Да, перелом. Плохой перелом. Да, кровь. Но я многое видела в этой жизни. Слишком многое для своих двадцати пяти. Я могу представить себе, что сейчас чувствует Лорд, но это не заставит меня испугаться. Ведьмы не боятся крови.

Отец невозмутимо поднялся по лестнице и проследовал мимо меня в одну из комнат. Надо торопиться. И я светским тоном прочирикала дядюшке:

– Ты ведь не позволишь ему отнять у тебя это торжество? Это ведь ты все сделал и все подготовил? Так почему он должен пользоваться плодами твоих трудов? Он отнимет у тебя свет.

Френд поднял железку и отнес ее в угол помещения, аккуратно прислонив к стене. Прибрался, однако. Навел порядок.

– Дай мне освободить тебя. Ты достоин свободы. И света. Позволь мне дать тебе такой свет, как никогда раньше. Я сделаю тебя счастливым.

Дядюшка поднялся по лестнице и подошел ко мне вплотную. И я его поцеловала. Дотянулась пересохшими губами и чмокнула в обвисшую щеку. В идиотском рейтинге всех моих поцелуев этот сразу занял почетное последнее место. Ну, или первое, если считать, начиная с самых мерзких.

– Я все сделаю сама. И мы будем свободны. Совсем свободны от него. У нас будет столько света, сколько мы захотим. Ты сможешь быть, как он. Сможешь быть лучше него. Ты всегда был лучше.

Френд исчез на минуту, не больше. Потом что-то больно впилось в одно из моих запястий. Веревки соскольнули. Руки дядюшки сжали что-то холодное и скользкое в моих почти бесчувственных пальцах. Получилось? А если я попробую напасть на Френда прямо сейчас, шансы есть?

Дядюшка, словно услышав отголосок моих мыслей, слегка вывернул мне пальцы на другой руке:

– Пойдем, моя дорогая волшебница. Пойдем, станем свободными.

Ладно, будем решать задачи по мере поступления. Начнем с того, кто менее псих, но более убийца. Странные тебе мысли на ум приходят, Рита. Можно ли быть убийцей более или менее? Убиваешь один раз, значит, становишься убийцей. Это как с девственностью. Лишиться ее можно лишь однажды. Даже если зашить потом нужное место, можно обмануть глупого мужчину, но сама-то все равно будешь знать, что все уже было.

Френд решительно подтолкнул меня, и я спокойно вошла впереди него в «кабинет» отца. Папашка удобно расположился в дряхлом кресле и держал на коленях толстую пачку листов. Еще одна книга, значит. Я покрепче сжала за спиной рукоятку. Спокойно, Рита. У тебя есть шанс выиграть переход на следующий уровень. Просто будь самой плохой девочкой на свете.

– Зачем ты ее привел?

– Я думал, ты хочешь поговорить с ней.

Я покосилась на дядюшку. Он с нежным выражением на лице любовался гордым профилем друга и брата. Прощается? Запоминает? Кто его там разберет, что у этих маньяков на уме.

Папаша сложил рукопись в аккуратную стопку, удовлетворенно откинулся на спинку кресла и негромко высказался на мой счет:

– Генетика – первопричина наших поступков и характеров. Мать, бросающая ребенка в мусор, по определению генетически дефектна. Их всех надо бы сразу стерилизовать. И потомство их тоже. Как ни посмотри, а воспитание не способно изменить базовой генетической программы…

Бла-бла-бла. Трынди, папочка, сколько хочешь.

Я сделала несколько шагов вперед так, словно была подтолкнута сзади.

Я не была уверена в себе. Смелые рассуждения, которые я излагала дядюшке, были всего лишь словами. Таким же бла-бла, как и пространные речи папочки. Смогу ли я сделать то, о чем так легко толковала? Как вообще это делают? Вдруг я промахнусь? Или окажусь недостаточно сильной? И даже если все получится, я останусь один на один с жаждущим света безумцем. Что я буду делать тогда?

Еще несколько шажочков, вроде бы по инерции. Между мной и отцом осталась жалкая пара метров. Тихо, Рита, не торопись. Пусть говорит. Он любит говорить.

– Джордж, как ты считаешь, может, следует дать Машеньке возможность побыть наедине с любимым? В последний раз? Помнишь, как это было тогда, на даче, с тем высоким архитектором?

Врет. Наверняка врет. Мама ничего не знала. Она хорошая была, мама. И любила меня. Единственный человек, кто меня вообще хоть когда-нибудь любил. Просто так, бескорыстно. Просто потому, что я есть. Я люблю тебя, мама. И я выплачу твои долги.

Я словно невзначай немного потопталась на месте.

– Думаю, тебе, наша новая Маша, будет интересно посмотреть, как твои любовники расстанутся с жизнью. И я дам тебе попробовать их крови. Настоящей крови. У нее очень специфический вкус. Тебе понравится. Ты ведь тоже монстр.

Точно подмечено.

Мужчина сидел передо мной так спокойно, расслабленно и с таким покровительственным выражением лица, словно рассуждал не об убийстах, а о своих дурацких книгах. Попробуем твоей крови, папочка?

Я сделала последний шаг. Переступила невидимую черту. И всадила нож в горло отца. Глубоко, сильно. И рука не дрогнула.

65. Всеобщая мобилизация

Следующая страница: 65. Всеобщая мобилизация

Мало ли, чего тебе наговорили в деревне. Машка-попадья болтает, что Полтушка на метле летает. На Луну. И что?
«Привидение на просеке»