Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

38. Тени прошлого

Рано утром Бирман разбудил меня зверской процедурой – обтиранием лица холодным мокрым полотенцем. Сказать, что я проснулась в шоке, ничего не сказать. Даже не открыв глаза, я свернулась в комочек и что-то жалобно проскулила.

– Рита, прости, но иначе до тебя не добраться. Я уезжаю, слышишь? Но из ребят некому приехать. Пожалуйста, побудь одна.

Спросонок я совсем не поняла, чего от меня хотят, и машинально спросила:

– А бабушка?

– Да, разумеется, с бабушкой.

– Хорошо. Супчик еще остался, я ее покормлю, не волнуйся.

– Рита, да проснись же, я не о супчике. Обещай мне, что не выкинешь какой-нибудь фокус. Сиди тихо и не вздумай смыться. Здесь ты в безопасности, ясно? И дверь никому не открывай. Если что, звони сразу мне. Или Алисе, в прихожей ее телефон на стене есть. Поняла?

– Ага. Иди уже.

– Будь умницей.

Сергей поправил на мне съехавшее одеяло и тихо ушел. Закопавшись в теплую постель поглубже, я снова уснула. Приятно почувствовать себя маленькой девочкой, которую учат никому не открывать дверь. Еще бы мокрой тряпкой по лицу перед этим не возили.

Виновником моего второго пробуждения стал надрывный дверной звонок. Кто-то настойчиво теребил пимпочку возле двери, заставляя устройство издавать душераздирающие звуки. Сердце у меня сразу забилось раза в два быстрее, а остатки сна испарились за доли секунды. Накинув кофту, я на цыпочках подкралась к двери и заглянула в глазок.

Толстенькая женщина долбила по звонку прямо-таки с остервенением.

– Кто там?

Надеюсь, мне удалось вложить в свой голос достаточно громкости и уверенности.

– Рита, немедленно открой, я – Елена, сестра Влада.

Я открыла дверь, прикидывая, что буду делать, если толстушка стукнет меня сумкой по голове. Гостья энергично протиснулась мимо меня и, быстро скинув пальто на небольшую скамеечку под вешалкой, сурово спросила:

– Где Бирман?

– Не знаю. Он утром уехал.

– А как бабушка?

– Не знаю, я только что проснулась.

– Пол первого, а она только проснулась.

Лелька решительно направилась в комнату бабушки. Я услышала, как Прасковья Сергеевна радушно приветствовала гостью, и между женщинами завязался живой диалог об аритмиях, стенокардиях, тахикардиях…

Я погрузилась в новую книгу, начавшуюся с подробностей расстановки войск Наполеона перед Ватерлоо. Биография императора казалась довольно скучной, скрашивали унылое впечатление короткие вставки с описаниями разных любовных историй завоевателя мира. Больше всего я сочувствовала Жозефине. Не расстанься с ней великий человек, глядишь, и дожил бы до седин на императорском троне...

Вернуться в начало двадцать первого века мне пришлось после проведения Лелькой уверенного приема, в результате которого я оказалась на боку, с головой, зажатой крепкой рукой. Книга вывалилась на пол, и страницы сложились одна к одной, пряча от меня заветное место, до которого я дочитала.

– Что ж, птичка, давай полюбуюсь на твою красоту. И что вас, девок молодых, в грязь тянет. Парней вон хороших столько одиноких пропадает, а вы все норовите приключений на свою задницу огрести.

Ловко повернув меня на спину, Лелька расстегнула кофту и начала быстро тыкать металлической пластинкой туда-сюда, продолжая наставлять меня на путь истинный:

– Подружки твои, небось, детей в школу водят, а ты все босиком по городу бегаешь. Самой-то не надоело? Смотри, какая тощая, да ноги все изодраны. Дружок-то есть у тебя?

Я кивнула, но Лелька не ждала моего ответа. Интересно, как она что-то внутри меня слышит, если беспрерывно говорит.

– Думаешь, мужики на несчастных побитых птичек западают? Им здоровых теток подавай, крепких, ладных. А у тебя вон синяки под глазами в поллица.

Я молчала, чувствуя себя не в своей тарелке. Рефлекторно хотелось начать оправдываться, что-то объяснять. Но я только пожала плечами. Лелька отпустила меня и выпрямилась, одарив еще одним неприветливым взглядом:

– Вот что, птичка, ты мальчиков не подводи. Бирман может из-за тебя здорово влипнуть. Так что ты языком не трепись где была, даже когда все закончится, ясно? Хотя в последней фразе прозвучала вопросительная интонация, воспринималась она почти как угроза.

– Я никому не скажу.

– Здесь тебя никто и пальцем не тронет. Но и ты веди себя прилично, не смущай мальчиков. Тебе терять нечего, а они все равно, что дети малые. Так что обойдись без разных бабских штучек. Никаких распахнутых халатиков и стреляющих глазок. Клиентов в другом месте найдешь.

Лелькино презрительное «клиенты» недвусмысленно ставило на мне клеймо недостойного ее уважения существа. Логично, но все равно обидно.

– Эй, птичка, ты поняла?

Я послушно наклонила голову:

– Да, конечно, я все понимаю.

– Вот и хорошо. И раз уж взялась, за бабушкой ухаживай, как следует. Думаешь, один раз хорошего впечатления добилась, можно сесть, ножки свесить? Нет уж, голубушка, такая работа никогда не кончается.

– Я знаю.

– Сомневаюсь. И запомни, если что не так – будешь иметь дело со мной. Я в школе замерзших птенчиков не выхаживала, я трупики найденные препарировала. У меня кнопка сентиментальности не работает, так и знай.

Кнопка сентиментальности, конечно же, совсем не работала у врача, собирающего деньги на операции больным детям. Я улыбнулась и вежливо поблагодарила толстушку за заботу и назидания:

– Спасибо, Елена. Не волнуйтесь, я буду умницей.

После отбытия Лельки я попыталась заснуть. Но ничего не получалось. Организм наконец-то выспался и требовал хлеба и зрелищ. В качестве первого пришлось скормить ему остатки бабушкиного супчика, а в качестве второго заставить смотреть двести двадцать третью серию какого-то телевизионного маразма. Бабушка живо вникала во все перепетии судеб персонажей, и моя критика сюжетных поворотов, а также мнение насчет абсолютной невозможности нормальных отношений между главными героями дали пищу для разговоров еще часа на полтора. Когда бабушка угомонилась и решила вздремнуть, я вернулась к жизнеописанию Наполеона, но после пары страниц передумала его дочитывать и поменяла красивый томик на сравнительно новое издание какой-то фантастики. Но и фантастика не пошла.

В голове роились мысли о Френде, отце, маме, любви, ненависти и убийствах. Коктейль получался мутный и непривлекательный. Плюнув на чтение и попытки мыслительной деятельности, я уселась перед маленьким телеком на кухне и из остатков старого свитера, найденного в шкафу, связала чудный шарфик с кисточками. Может, я и недостаточно хороша для разных там врачей, зато могу приодеть забавного мишку, явно мерзнущего в углу одной из витрин столовой.

Влад явился около половины восьмого. Хмурый и неразговорчивый. Шмякнув на пол коридора несколько пакетов, он, не глядя на меня, распорядился:

– Ужин приготовишь.

Кое-как дотащив часть продуктов до кухни, я впала в ступор. Что делать с овощами, я примерно представляла, но большой кусок мяса вызывал просто панику. Потоптавшись возле стола, я неуверенно обратилась к великану:

– Влад, знаешь, есть одна проблема. Я не умею готовить.

– Что, совсем?

– Ну, могу картошку почистить.

Влад вздохнул и встал к плите сам, не забыв ядовито высказаться:

– А как же путь к сердцу мужчины? Неужели Одоевский своих нимф не учил кратчайшей дороге?

– Одоевский учил своих нимф совсем другой дороге. А готовить – кухарок нанимал. С дипломами, опытом работы и возрастом старше сорока пяти.

Мощный удар молотка впечатал шмат мяса в доску, и я подпрыгнула от неожиданности.

– Ехидничаешь, птичка, а все плохо. Бирман с экспертами твою нору который час разгребает. Он, наивный, полагал, что раз ты ему ключи так легко отдала, то все самое ценное где-то еще припрятала. Утром он мне звонил, сказал, смотается на часок для отчета, и все.

Несколько ударов, закончивших фразу, словно пытались вколотить содержание новости покрепче в мою голову. Настучавшись, Влад продолжил:

– Мы с Колькой спорили, аккуратистка ты или неряха – раскладываешь вещи по полочкам или сваливаешь их в беспорядке на стулья. А надо было гадать, что нас ждет в твоей норе.

И что же такого криминального могла я оставить в норе?

– Для начала, ты хоть бы предупредила Серегу, что там полквартиры твоей кровью заляпано. Он, как дверь открыл, так в отпечатки твоих ладоней откосе уткнулся.

– Да я как-то не подумала.

– Бирман тоже так решил. А вот что он решил, найдя картину Одоевского и одно из орудий убийства, я пока не знаю. Вряд ли тебе хватило глупости самой все это там оставить, но Лорд уже объявил тебя соучастницей убийств. Общая картинка такова: ты завлекала ротозеев, а твой напарник чики-брики и открывал дорогу к сокровищам.

– Значит, Френд все-таки подставляет меня.

– Лорд объявил на тебя большую охоту. Кто поймает – получит внеочередное повышение в звании.

– Ну, так это хорошо. Отвезете меня куда надо, получите повышение.

Влад бросил тонкий кусок мяса на сковородку и, подождав пока громкое шипение прекратится, с горечью заметил:

– А ты на нашем месте так и сделала бы?

– Нет. Но я не на вашем месте. Если вы решите, что так для вас лучше, я пойму. Посижу немного в тюрьме, подумаешь.

– Бирман прав насчет тебя, ты просто идиотка.

Уставший Бирман прибыл как раз к моменту, когда я расправилась со вторым куском мяса. Почему в дорогих особняках никогда не готовят такие обалденные отбивные? И почему люди с таким потрясающим талантом к кулинарии ловят маньяков? Где совершенство мира? Нет его на нашем белом свете, а жаль.

Сергей, едва успев поздороваться, сразу задал мне вопрос:

– Где ноутбук и твоя красная сумка, с которой ты была у Одоевского?

– У друга одного. Но… он совсем ничего не знает, и я бы не хотела его во все это впутывать. Если очень надо, я привезу все сама.

– Слыхал, Влад, привезет она. Иди, книжку почитай, нам без тебя обсудить кое-что надо.

Когда Влад уехал, я не заметила, занятая поисками другого конца у кольца в саге об иных галактиках. Но на этот раз я вынырнула из космических глубин сразу, как только широкая рука закрыла лист читаемой книги.

Серые глаза не улыбнулись мне в ответ. Бирман уселся перед диваном на колченогой табуретке и после паузы с легким сомнением в голосе спросил:

– Рита, может это и неприятно тебе, но дай хотя бы шанс тем, кто еще жив. Нужно предупредить твоих бывших и настоящих сожителей, любовников, дружков о происходящем. Сколько их еще осталось?

Надо срочно что-то придумать. Правда слишком уж… Я чувствовала, как мои щеки заливает предательская краска стыда. И под пристальным взглядом тихо созналась:

– Не знаю.

Повисла тишина. Потом Бирман бесцеремонно поднял мою голову за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Ну почему простые вещи оказываются иногда так мучительно сложны для объяснения?

– А скольких ты знаешь?

– Никого. Это были случайные связи.

– Вспоминай все, что можешь. Их надо найти.

– Ничего не выйдет. Я ничего не знаю. Даже имен.

Где-то в глубине родословной Бирмана точно скрывался инквизитор, с удовольствием подвергавший несчастных женщин вроде меня разным испытаниям на прочность. Во всяком случае, периодически высказываемое Бирманом намерение свернуть мне шею, кажется, оказалось слишком близко к воплощению в жизнь. Потемневшие серые глаза словно прикидывали, как мое жалкое тельце будет трепыхаться в сильных сжимающихся руках. Хорошо, что современные представления о правилах поведения все же накладывают ограничения на подобные проявления негодования.

А я-то уже решила, что он неплохо ко мне относится. Глупо. К стали во взгляде может добавляться металл в голосе:

– Вот что, Рита. Выкладывай свое грязное бельишко. Дочке Севастьяна Боева – три года, и она уже сирота. Только потому, что ее папаша не смог пройти мимо твоей юбки.

– Когда ее папаша запал на мою юбку, ее мамаша зажигала в ночных клубах Майами, так что не надо меня сироткой жалобить. Я и сама сиротка. И с Севкой рассталась задолго до его женитьбы. И вообще, может это не имеет ко мне никакого отношения. У Боевых и без меня заклятых друзей хватает.

– Рассказывай: где, когда, с кем. Я задолбался трупы твоих бывших разглядывать.

– Хорошо. Я была в одном клубе. В закрытом клубе, для не самой простой публики. Там был маскарад. Все в костюмах и масках, никаких личностей и имен. И полная свобода выражения чувств.

– Я понял. Можно миловаться с кем хочешь без лишних базаров.

– Примерно. Так вот, я слишком много выпила и очнулась только на следующий день в чужой квартире и одна. Так что я и понятия не имею, кто были мужчины, с которыми я там… миловалась.

– Ты же говорила, что не пьешь?

– Вот после этого и не пью.

– Тебя изнасиловали?

– Да нет… я вроде не сопротивлялась... я не помню ничего. Совсем ничего.

Инквизитор внутри Бирмана явно вынес мне приговор. И вряд ли оправдательный.

– Сколько раз ты была в клубе?

– Один.

– Кто еще знает о том, что ты там была?

– Никто. Только Осинка.

Бирман издал что-то вроде стона:

– А не поделиться с подругой такими волнующими впечатлениями было никак нельзя. Дорогая, я нажралась в стельку, сыграла в подстилку и ничего не помню. Просто класс, тебе тоже надо попробовать.

– Все наоборот. Это она уговорила меня попробовать. Казалось, что будет весело.

– Что за клуб, кто владельцы, где находится?

– Находился в Сумароковском проезде. Только здание потом сгорело. Про владельцев ничего не знаю. Слышала, что вроде бы тетка, организовавшая все это, умотала после пожара за границу.

– Толстая полярная лисичка пришла к нам и машет лапками: «Превед!»

– Слушай, ну какая разница: кто, где. Если я сама не знаю, Френд тем более не узнает.

– Осинка сдала тебя с потрохами и, похоже, лично Френду. Пока ты молчишь, он убивает.

– Я же не молчу, мне просто нечего сказать.

– А Раф Айратов?

Я по-дурацки улыбнулась, и Бирман нахмурился. Не дав ему разразиться какой-нибудь очередной выволочкой, я аккуратно прогулялась по тонкому льду близко к правде:

– У меня с Рафом никогда ничего не было. Он просто по доброте душевной здорово выручил меня несколько лет назад. А я помогла ему в ответ. Никакого отношения к делу это не имеет, клянусь. Я даже не знала, что Дорик с ним знаком.

В стальных глазах мелькнул опасный огонек. Потом Бирман страдальчески шлепнул себя по лбу рукой и выдал кое-то интересное:

– Человека, работавшего на Рафа, убивают после скандального увольнения. Некая птичка, старая знакомая Рафа, копается на месте убийства и через сутки встречается с Рафом. Еще через пару дней начинается криминальный балет вокруг банка Рафа, включая заказной отстрел одного из его первых заместителей. Поговаривают, что зама сам Раф и заказал. Так вот, птичка, вся эта катавасия не имеет отношения к делу?

– К убийствам моих бывших – точно нет.

– И Раф не заказывал Дорина?

– Он и своего зама не заказывал. Раф – не убийца. Его, наверное, другая сторона убрала, когда поняла, что Раф в курсе его предательства.

Сергей поднялся и, по-прежнему хмурясь, распорядился:

– Спи, птичка. Еще немного, я сам тебе шею сверну.

– Тело кремируй, пепел развей по ветру. Где-нибудь за городом.

Серые глаза внезапно стали очень печальными. Ох, Рита, ляпнула ты явно что-то лишнее. Сергей, уходя из комнаты, тихо бросил мне через плечо:

– Прости, Ритка, глупость сказал. Но и сама не шути так больше.

39. Проигранная войнушка

Следующая страница: 39. Проигранная войнушка

Эксперимент провалился? То есть совсем провалился. И замечательную теорию строения всего-всего придётся отбросить, как не поддерживаемую мирозданием. Умники, а я чем вам помочь могу?
«Талисман»