Татьяна Латукова. Ведьма в лесу (Ведьма 1.0)

34. Мечты сбываются

Я проснулась в полумраке заставленной мебелью комнаты. За окном были сумерки, но какие: вечерние или уже утренние, я не знала. Знакомый запах жилья, в котором давно не живут и не убирают, подсказал, что я в чьей-то заброшенной квартире. Комната недавно была хорошенько проветрена (не иначе ради моей персоны, что приятно), но запах старых вещей быстро возвращался, навевая немного печальные размышления о том, что для кого-то эта комната когда-то была родным домом.

Что ж, по крайней мере, я не в тюрьме и нормально выспалась. Выскользнув из-под нескольких одеял, я осторожно встала и потянулась, обнаружив, что из одежды на мне остались трусы и майка (не считая повязки на ключице). Отлично, Рита. Спишь неизвестно где, раздевает неизвестно кто…

Хотя кто, я, кажется, знала. Бирман привез меня на какую-нибудь конспиративную квартиру (в каком-то детективе я читала, что такие существуют). И, наверное, собирается применить что-нибудь вроде допроса энной степени. Или? Может, надеется развести меня на более близкое продолжение знакомства? Внутренний голос строго приказал не льстить себе и пришлось его послушаться.

Я выбралась в длинный коридор с теряющейся во мраке перспективой. Повезло, туалет оказался в той части, куда я свернула наугад. Опять же, знакомые запахи и сложенные кучей на полке гигиенические принадлежности подсказали, что квартира вовсе не необитаема. В ней живет кто-то очень старый. Интересно.

Подмерзнув во время вояжа, я вернулась к дивану и нырнула на еще теплое место.

– Тебе лучше?

Подскочив от неожиданности, я огляделась. Бирман сидел на кривой табуретке прямо напротив дивана. Непонятно, как я его не заметила.

– Д-да, спасибо.

Стальные глаза внимательно в упор рассматривали меня, но уловить их настроение не удавалось. Я села, поджав ноги и натянув одно из одеял до подбородка. Уместно будет начать выкладывать все прямо сейчас или попробовать попросить вернуть мне одежду?

Бирман дотянулся рукой до сервировочного столика чуть в стороне и одним движением подкатил его прямо ко мне.

– Тебе поесть надо. Сможешь ложку удержать? Или покормить тебя?

На столике стояла тарелка с овсянкой. От нее чуть поднимался пар, внося в затхлый воздух божественный аромат еды. К каше полагался маленький бутерброд с ветчиной и стакан темно-бордового, наверное, вишневого, сока.

У вселенского разума определенно специфическое чувство юмора. Иногда он преподносит такие сюрпризы, что никаких нервов не хватит. Словно во сне я подвинулась к волшебному натюрморту и осторожно зачерпнула краем ложки немного кашки. Обычная овсянка, на молоке, с сахаром. Кашка, сваренная для меня опером, который подозревает меня в убийстве. Где, ну где тут нормальная логика жизни? Почему он?

Комок в горле грозил вот-вот сделать из меня рассиропленную нюню. Я наклонилась над тарелкой, спрятав лицо и глаза от пристального серого взгляда, и начала уплетать кашу, стараясь удержаться в рамках нормальной скорости поглощения еды. Тепло в животе постепенно нейтрализовало избыток влаги в слезных каналах, и я немного успокоилась. Буду сосредотачиваться на позитиве. Мечта ведь сбылась? Не так, не тогда, не с тем человеком, но ведь сбылась? Значит, надо радоваться.

Допив сок, я поставила стакан на столик и тихо спросила:

– Тебя как зовут?

В серых глазах мелькнуло недоумение с примесью беспокойства:

– Рита, ты что, не помнишь? Я – Бирман.

– Нет-нет, как тебя зовут по имени? Имя у тебя есть?

– Сергей.

Вот уж точно, что ни рожа, то Сережа. Других мужских имен поколение наших родителей, наверное, просто не знало.

– Сережа, значит. Красивое имя.

Оказывается, у Бирмана изящный изгиб бровей. Получается очень выразительное нахмуривание.

– Что-то я тебя не понимаю.

Надо ли ему вообще что-либо рассказывать? Некогда классная идея теперь выглядела, по меньшей мере, странно. Но, с другой стороны, так долго хранимое обещание самой себе тоже должно что-то значить. И я пустилась в объяснения:

– Завтрак. Ты принес мне завтрак в постель.

– Вообще-то сейчас вечер. Так что это ужин.

– Да все равно. Понимаешь, теперь у тебя есть одно мое желание. Я исполню одно твое желание. Любое. Все, что захочешь.

– Это что, игра такая?

– Вроде того. Мы с Осинкой так придумали. Мужчина, который первым принесет завтрак в постель, получит супер-приз – заветное желание.

Во взгляде Бирмана проявилось что-то вроде жалости:

– Рита, ты помнишь, сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Только что мне показалось, что не больше пятнадцати.

– Ну, так мы и придумали это, когда нам было по пятнадцать.

Табуретка с грохотом упала на пол, когда Бирман встал. Напуганная движением и звуком, я вжалась в диван. Но обладатель заветного желания не сделал ко мне ни одного шага. Ограничился тихим, но жестким выговором:

– Рита, какие желания?! У тебя голова разбита и кости сломаны. Ты мне в руки практически без сознания свалилась. И на тебе три убийства висит. Скажи спасибо придурку Лорду, что он так меня достал, а то лежала бы ты сейчас в его уютном особнячке. В наручниках. И с электродами на башке. Ты совсем не соображаешь, что вокруг происходит?

И этот туда же. Мало мне всех прочих умных мужчин, теперь еще и опер на мою голову с воспитательными беседами. Я пробубнила что-то оправдательное, но потом осеклась и тихо переспросила:

– Ты сказал – три убийства?!

– Да. Три убийства.

Мне вдруг стало трудно дышать и совершенно невозможно выговорить одно-единственное имя. Неужели все было напрасно? Мне надо было остаться рядом, тогда я бы смогла помочь. Но как я могла не почувствовать, что случилась беда? Нет, не может быть. Я одними губами, неслышно спросила:

– Кирилл?

Серые глаза чуть насмешливо наблюдали за моей реакцией. Ну конечно, для Бирмана, наверное, важно понять, что я могу знать о третьем убийстве. Я постаралась вложить в свой взгляд максимум мольбы и прошептала:

– Пожалуйста, скажи мне. Это Кирилл?

– Нет. Севастьян Боев.

Севка… Сладкий обманщик. Высокий блондин с голубыми глазами, модник и дамский угодник. Моя первая и разнесчастная донельзя любовь. Счастье и слезы, веселые качели и крутые горки, тьма ночного города и рассветы у реки. Богатый мальчик-мажор и бездомная девчонка – мы понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. Но так и не смогли перебраться через баррикады социального неравенства.

Я вспомнила, как мы прощались на Курском вокзале сырой ноябрьской ночью. Он уезжал на две недели из Москвы и навсегда от меня. Мы оба плакали, но знали, что битва проиграна, и теперь нужно выживать друг без друга. Он прижимал меня к себе и шептал что-то обнадеживающее, что-то ласковое. А я силилась разглядеть будущее, наше совместное будущее, счастливое будущее, в котором мы были бы вместе. Но я так ничего и не увидела.

Севка женился на дочке ювелирного короля года через полтора после нашего расставания. Надо полагать, к полному удовольствию папы – нефтяного барона. Одно время я могла любоваться счастливой парой в разных телепрограммах. Они с удовольствием позировали перед камерами и не выпускали друг друга из объятий. А потом как-то разом исчезли. К тому моменту я уже переболела всеми стадиями разлуки, и мне было все равно…

Бирман потянул меня за руку:

– Рита!

Я вырвалась, ругнувшись:

– Черт, больно же!

– На, выпей еще сока.

– Его убили так же, как других?

– Да. Та же поза. Те же детали. Перерезанное горло.

Услужливое воображение мгновенно нарисовало мне картину скорчившегося голубоглазого юноши.

– Господи, ну его-то за что! Ну, я понимаю, Одоевский с Дориком были козлами. И многим жизнь попортили. Но Севка-то хороший…

Бирман прошелся по комнате туда-сюда. Я знала, о чем он хочет спросить, и заговорила об этом сама:

– У нас с Севкой был роман. Всего одно лето. Мы расстались из-за его отца, он был категорически против наших отношений. Тогда казалось, что мир рухнул, а сейчас я понимаю, что мистер нефтяной барон был прав – будущего у нас с Севкой не было. Во всяком случае, того будущего, в котором живут долго и счастливо.

После короткой паузы я добавила:

– Я ни разу его за это время не видела. Не собиралась с ним встречаться. Вообще, даже не знала, где он живет и чем занимается. И уж его-то мне точно не за что и незачем было убивать.

Бирман присел перед диваном на корточки, и я поневоле встретилась с его прямым взглядом. Он спокойно спросил:

– Рита, но ты понимаешь, что все эти убийства совершает кто-то из-за тебя?

Я отвела глаза и внимательно изучила рисунок паркета, сложные завитки вышивки на салфетке, которой был покрыт старый комод, сеть трещинок на рассохшейся двери. И ответила вопросом на вопрос:

– Значит, я уже не убийца?

– Это как посмотреть.

– Сережа, я позвонила тебе, потому что у меня есть одна идея. Но я запуталась.

– Я бы сказал, что ты не просто запуталась. Ты по уши замоталась в чьи-то сети.

– Мне не смешно.

– Мне тоже.

Бирман встал, собрал посуду и обозначил, кто есть кто:

– Лежи, сейчас ребята приедут. И без глупостей.

Оставшись в одиночестве, я огляделась. Интерьер своеобразной гостиной сложился, вероятно, в шестидесятые, вобрав в себя в качестве вполне органичных составляющих пару предметов из довоенных лет и старый, скорее всего, дореволюционный комод. Обратив внимание на круглый стол, задвинутый в угол, я обнаружила на нем содержимое своей сумки, аккуратно рассортированное и разложенное. Собственно, чему удивляться, ясно, что менты исследовали каждую вещичку с особым вниманием.

Приятную мелодичную трель, прозвучавшую где-то за дверью комнаты, я сначала приняла за телефонный звонок. Но раздавшиеся голоса подсказали, что я ошиблась. В комнату ввалился сначала Влад, отчего пространство съежилось раза в полтора, затем Коля, тащивший огромный пакет.

Буркнув что-то вроде «здрст», Влад одним движеним сдернул с меня одеяло и скомандовал: «Поворачивайся на живот». Я молча послушалась. Из небольшой сумки Влад извлек коробку с ампулами и одноразовый шприц с иголкой. Быстро и уверенно он набрал лекарство и снова скомандовал: «Попу подставляй!» Я почувствовала, как краска заливает лицо, шею и, кажется, доходит до попы. Нет ничего надежнее для деморализации поверженной женщины, чем простая медицинская процедура инъекции лекарства в ягодичную мышцу. У великана оказалась легкая рука. Интересно, все оперативники проходят курс простых медицинских процедур?

Влад повернул меня набок и прежде, чем я успела сообразить, что он собирается делать, его пальцы впились куда-то внутрь моей головы. Мир вокруг сразу заволокло темным туманом, но верзила не дал мне соскользнуть с края сознания, мягкими движениями превратив биение большого молота в пульс маленьких иголочек. Потом боль окончательно стихла. Какая-то мазь или крем, наверное. Когда Влад поднялся, я почувствовала, как Бирман отпустил мои запястья. Он держал мои руки, вероятно, чтобы я инстинктивно не начала отбиваться. Думаете, все так просто? Справились с бедной женщиной? У меня еще и ноги есть. И зубы.

После большого мента на сцену вышел маленький. Коля вытряхнул на диван спортивные брюки, кофту с длинным рукавом и толстовку веселого желтого цвета. Его команда оказалась меньше похожа на рычание, но больше на одиночный пистолетный выстрел: «Одевайся!» Под наблюдением трех пар мужских глаз я кое-как натянула одежду на себя, окончательно чувствуя себя мартышкой в зоопарке. Не уверена, правда, что мартышкам достаются дурацкие тапочки в виде плюшевых зайчиков, но это можно списать на плохую осведомленность ментов в вопросе оптимальных тапочек для приматов.

Влад почти галантно помог мне сесть. Набросив на меня сверху одеяло, он, пробурчав под нос неразборчивое ругательство, обратился к Бирману:

– Ты ее кормил?

Примерно таким тоном хозяин зоомагазина задает наводящие вопросы мальчику, принесшему ему обратно полудохлого зверька.

– Кормил. И аппетит у нее хороший.

– Отлично. Тащи стакан воды.

Влад заставил меня проглотить три разных таблетки, отчего к пустоте в голове добавилось странное ощущение растопыренности желудка. Уверен ли «дядя Степа» в своих врачебных способностях?

Убедившись, что я послушно замерла в указанном мне положении, троица ментов удалилась, судя по некоторым фразам вроде «омлет и макароны», куда-то в район кухни. Закрыв глаза, я снова задремала.

35. Городские новости

Следующая страница: 35. Городские новости

– Будем надеяться, малышня тебя не покусает. Но если набросится, ты держись. Мы убежать успеем.
«Привидение на просеке»