Татьяна Латукова. Детектив «Пять, восемь, тринадцать...»

11. Здравпросвет

Когда в сознании просыпается Наташка-нытик, я срочно активирую Наташку-бухгалтера. И впихиваю в мозг столбики цифр. Нытик падает в обморок, остальные Наташки прикрывают его жалкое тельце распечатками, и можно какое-то время спокойно заниматься делами.

Обстоятельно разложив новый слой бумаг и черновиков на столе, я открыла все умные программки, и вот уже начала погружаться в спокойный поток «слева – дебет, справа – кредит», как от двери раздался голос:
– Привет.

Приёмный день был вчера. А сегодня я хотела побыть в тишине. Растяпа такая, калитку не закрыла. Вот Рим и просочился.
– Ты занята?
– Ага.
– Вот так основательно?
– Да. Надо кое-что подчистить.
– Твоя спина похожа на вопросительный знак. Встань и чуть-чуть походи.
– Дверь – сзади тебя.

Нет, я понимаю, что Романа Алексеевича не часто выставляют в столь грубом стиле, но мне-то что остаётся? Хмурься, не хмурься, а у меня баланс. Точка.
– У тебя какие-то неприятности?
– У меня всегда полно неприятностей.
– Отдохни, и оптимизм вернётся сам собой.
– Я вчера полдня угробила на то, чтобы затолкать мачеху под капельницы. А клиника для алкашей не настраивает на оптимизм, отдохнул ты или нет. Некоторых постоянных клиентов я уже в лицо знаю.
– Ты к Борисову её отвезла?
– К Чуркину. Борисов мне не по карману.
– Если хочешь, я договорюсь.
– Какой смысл? Она вернётся к мужу, а он ей нальёт.
– Твой отец тоже пьёт?
– Да нет. Отец, конечно, тоже алкаш, но не того уровня распада. У неё новый муж.

Покосившись на три коробки вина, стоящие у стены, Рим скептически заметил:
– А ты наливаешь сама себе? И, похоже, в немалых количествах?
– Открой верхнюю коробку и возьми одну бутылку. Дарю.
– Спасибо, но…
– Бери, не сомневайся. И попробуй. Это хорошее вино.

Рим достал бутылку, потом посмотрел на часы и деловито сообщил:
– Ладно. Даю тебе время до шести.
– В смысле?
– В шесть я за тобой заеду.
– И что?
– Проведу сеанс ликвидации безграмотности.

Растолковывать это экзотическое заявление Рим не стал, исчезнув за дверью, которая теперь уже некстати оказалась слишком близко.

Раз уж меня пригласили на сеанс непонятно чего, я влезла в милое платьице, которое могло бы сойти даже за коктейльный вариант. Но Рим уверенно проехал все злачные места нашего города.

Машина остановилась у небольшого здания на окраине. Доктор Колесников гордо сообщил:
– Моя будущая клиника.
– Круто. А «Надежда»?
– Ты мудро уберегла меня от совершения этой большой ошибки.
– А мы сюда… зачем?
– Я провожу занятие кружка «Здравпросвет».

Интересные у докторов ролевые игры. Это ведь то самое? Или я ошибаюсь?
Рим загадочно улыбнулся, кажется, угадав мои сомнения. И пообещал:
– Увидишь. Хотя нет. Почувствуешь.

Кабинет для массажа меня несказанно разочаровал. Уныло вздохнув, я решила дать доктору Колесникову шанс, после чего вывесить на двери мастерской памятку: «доктора не впускать».
– Закрой глаза. Вдохни. Чувствуешь? Сосны. Как будто ты идёшь по аллее. И над головой торчат шишки. Хочешь шишку? Большую, крепкую, смолистую?
– Да.
– Не подсматривай.

В мою ладонь легло что-то большое и непонятное по форме.
– Держи. Сожми в руке. Нет, не стискивай, только держи. Чувствуешь, как легко, как свободно дышится? Подыши.

После этой дыхательной гимнастики, совершенно меня не впечатлившей, Рим машинально включил интонацию врача и объяснил:
– Раздевайся. И ложись. Спиной ко мне, прелестями от меня.

Фи. Только гладить будет? И всё? А мыслишка была про другой интерес. Не скажу, что я этого прямо жду. Но ведь не просто так доктор Колесников счёл, что надо обо мне побеспокоиться? Ну, допустим, у меня в мастерской не та обстановка, мужчины всегда увереннее в своих берлогах. Так вот она я, наивная девушка, согласилась зайти практически в святая святых – и всё ради того, чтобы меня по спине погладили? Это как-то дезориентирует.

Движения рук Рима стали быстрее, энергичнее, и по мне стали растекаться, расползаться волны тепла. Но тепло это не было уютом мягкой утренней норки под одеялом, когда высунувшись, тянет залезть обратно. Это не было теплом большой вязаной кофты, которую не хочется снимать вечером, перед тем как нырнуть в ещё не согретую норку. Это тепло было стихийным, манящим и пугающим.

Я – магма… Один большой поток жизненной силы. Поток разделяющийся, закручивающийся, волнующийся, соединяющийся, и снова успокаивающийся. Я плыву по этому потоку, и поток плывёт, потому что я его направляю. Я повелеваю его силой, и он уносит меня туда, куда я укажу. Я поток, я сила, я движение…

Я – вулкан… Вырывающаяся магма, магма бушующая и протестующая. Магма, собирающаяся в гребни гор, и магма, вспенивающая океанские глубины…

Налетевший ветерок бодрит, освежает, остужает, и вместе с тем сглаживает валы, превращает их в гладкий рельеф. Воздух несёт успокоение…
– Всё, Ташенька. Полежи минутку. И вставай.
Что?

– Вот здесь полотенце, душ рядом. Иди, сполоснись тёплой водой. Под горячую не залезай, и слишком долго не стой.

Какие-то звуки. Что происходит?
Я была я. Но всё-таки не я. Я была в каком-то непонятном теле.
Я села. И встала. И залезла в душ. Двигаться было непривычно.

Сознание уползло в какую-то нору и оттуда тихо скулило, что у него тоже есть права. Участки мозга, отвечающие за тело, собрались на банкет по случаю ниспровержения этого жалкого тирана. За всем этим маячило бессознательное, ставшее вдруг не пеленой серого тумана, а весёлым цветным облаком.
– Садись. Чай, конфета. Сахар, конечно, яд, но и мозг без глюкозы – труха.
О чём это?

А можно отложить меня куда-нибудь в сторонку? У меня мысли куда-то разбежались. И без них я себя собой не ощущаю.
– Ну? Что чувствуешь?
– Не знаю.

Красивые у Рима руки. Ладони крупные, пальцы сильные, а жесты получаются мягкие, плавные. Выразительные жесты, даже если движения почти незаметны…
Нет, вот о руках лучше не думать. Лучше даже не смотреть на руки эти.

Рим отвёз меня домой, проводил до мастерской и распорядился:
– Никаких тяжёлых сумок. Не ешь острое и жирное, налегай на овощи и фрукты. Воды пей, сколько влезет. Если завтра утром растянешься, к обеду в себя придёшь. Пару дней полетаешь.

Я проспала десять часов. И ещё два провалялась в блаженной полудрёме, в цветных размытых пятнах неясных снов. Почитав про растягивания в интернете, я ограничилась сладкими потягушками, которые не нарушали моей сонной гармонии.

К обеду я поняла, что мне и впрямь хочется летать. Упоительная лёгкость движений дополнялась каким-то особенно ярким видением мира. Всё вокруг было светлым и волшебным.

Я перетрясла балансы. Я разобрала свою комнату. Я настрочила все письма во все инстанции. Я выбросила программиста и наняла нового. Я нарисовала, как хочу переделать мастерскую.
Я была неправа. Я люблю массаж.

Во всём этом приятном просвещении был один подвох. Вот просветилась я. Поняла, что массаж – это не то, за что тестомесы на пляже бабки собирают. А дальше мне что с этим знанием делать?

Я попросила Маринку позвонить по телефону Рима с визитки и выяснить, как он, вообще, ведёт приём и сколько это стоит. Ответила вежливая дама. Она сообщила, что Роман Алексеевич специализируется на заболеваниях опорно-двигательного аппарата, но приём пока не ведёт, так как оформляет бумаги, необходимые для открытия клиники. А вот массажем он не занимается. Это не его профиль.

Вот этого я вообще не поняла. Такое чудо – а он не занимается?
Мне-то теперь куда с этим? Я, может, ещё хочу.
Соблазнить, что ли, цезаря? Вопрос, чем соблазнять. Женских тел он наверняка навидался. И моё хлипкое и несобранное тельце, похоже, не производит на него нужного впечатления…
С чего такие мысли нахлынули? О бухгалтерии надо думать! О бухгалтерии!

А насчёт Рима незачем обольщаться. Он со мной возится, потому что я его бабушку вспомнила. Я пятно откуда-то из его детства. Он ведь так прямо и сказал: Ташенька. Что-то маленькое и пушистое.
Тьфу.

——————————————————

Читать он-лайн главы из детектива «Пять, восемь, тринадцать...»:  

1    2    3    4    5    6    7    8    9    10    11    12   

Следующая страница: 12. Перерытые столы

Ну почему, если диктатор, то сразу должен быть гарем? Гарем – крайне хлопотное и опасное для жизни мероприятие. Дорогое и большую часть времени абсолютно бесполезное.
«Талисман»